Заявка 1.
Панцирь.
Вера - мой панцирь. Ненависть - моё оружие.
Мрачные своды базилики теряются в полумраке на невероятной высоте над головой, и свет редких свечей не в силах достичь их, чтобы открыть взору прекрасные и пугающие картины тончайшей росписи, что повествуют о тех далёких и страшных событиях, о которых уже мало кто помнит из ныне живущих. Воздух застыл в торжественной неподвижности, словно заключив в золотистом янтаре света колонны и алтарь в центре, над которым раскинул свои крылья в благословении двуглавый орёл аквила. Но не к священному символу обращаются взоры любого, кто входит в храм, будь то нищий крестьянин, или же благородный сеньор. В дальней стене скрыт тёмный альков. Тени и блики играют на потускневшем металле скрытой в его глубине реликвии, заставляя душу трепетать точно так же, как и в тот день. Я помню его, словно не сто лет, а сто дней минуло, хотя многое хотелось бы забыть навсегда.
Многие тогда думали, что это будет наш последний бой, и лишь мрачная решимость умереть достойно заставляла воинов сжимать оружие в своих руках. Ополчение на стенах города с ужасом взирало на некогда прекрасные голубые небеса нашей родины, Галлии, теперь озарённые чуждым, зловещим колдовским сиянием адского шторма. По широкой равнине, раскинувшейся до самого горизонта, неровными колоннами отступали под защиту крепостных укреплений остатки гвардии. Пехота маршировала в пыли, а кавалерия в арьергарде уже вела кровавый бой. Разноцветные молнии смертоносными кнутами стегали землю, испепеляя несчастных, и жуткий смех, похожий на карканье, вторил раскатам грома - это в вышине торжествовало мерзкое порождение хаоса, принц-демон, колдун и убийца, что парил на огромных крыльях с сизыми перьями. Его голос терзал души и сеял страх среди людей, что могли лишь молиться о спасении от этого кошмара. И молитвы были услышаны.
Яркая вспышка пробилась сквозь адский барьер, и с высоты небес пал прекрасный и яростный ангел в сверкающей броне, сразив чудовище своим огненным мечом. Останки демона ударились о землю подле городских ворот, и из поднятой ими пыли на встречу нам вышла грозная воительница, серафим, сжимая в руке голову поверженного врага за распахнутый в последнем крике клюв. Поверьте, ни когда ни до ни после не видела я ни чего более прекрасного, чем её лицо, озарённое божественным светом. Имя её было Анна Дар, Слова из её уст наполняли души воинов отвагой и решимостью, а тела - силой и стойкостью перед любыми испытаниями. Страх отступил, и мы ринулись туда, где остатки гвардии вели неравный бой с ордами культистов и еретиков.
Словно серп жнеца, срезающего спелые колосья пшеницы, врубились мы в ряды демонопоклонников, круша их с неистовой яростью. Гвардия развернула свой строй и, сомкнув штыки, обрушилась на врагов с новой силой. Вопли и стоны умирающих наполнили равнину. Победа была уже близка, когда в бой вступил генерал злобных сил, и хаос благоволил к нему. Когда то он слыл героем и талантливым полководцем, люди верили ему и шли за ним в бой, ещё не ведая, что их кумир продал свою душу Собирателю черепов. Медные доспехи закрывали мускулистую фигуру, сжимающую в руках огромный топор. Словно вековой дуб над зарослями можжевельника, возвышался он над солдатами, а с пояса у него свисали гирлянды черепов бывших противников. Ни один смертный не мог даже надеяться выжить в схватке с ним, но не дрогнула серафим, лишь крепче перехватила клинок и с ненавистью прокричала вызов на поединок, который мог окончится лишь смертью одного из противников.
Среди павших и умирающих, искалеченных и разорванных, сошлись они, разя друг друга, и вся битва прекратилась. Тысячи глаз не моргая следили за каждым движением, каждым шагом, каждым ударом, творя молитвы и посылая проклятия.
Топор в крови был весь испачкан и кровь струилась по его топорищу, но зазубренное лезвие алкало новых жертв. Один его удар мог сокрушить любую броню, словно детскую игрушку, но Анна неизменно парировала его, что приводило в бешенство её противника, который привык расправляться со вставшими у него на пути за доли секунды. Дикая животная ярость вытеснила из него последние остатки разума, оставив лишь одну жажду крови и убийства. В какой то миг всем показалось, что удар порождения хаоса достиг цели, и сверкающий панцирь пробит до самого сердца. Но торжествующий рёв чудовища сменился предсмертным хрипом, когда меч правосудия коснулся его горла, навсегда отправив грешную душу на корм его повелителям. Тяжело раненная, Анна встала на павшее к её ногам тело, и орда еретиков дрогнула. Бросая оружие и топча друг друга, в страхе спасали они свои жалкие жизни, зная что пощады от нас не будет ни кому.
И пощады не было.
Лишь я и две мои подруги остались подле нашей спасительницы, и мы же принесли ей клятву в тот день. А потом к нам присоединились офицеры гвардии и ополчения, простые солдаты и фермеры, взявшие оружие в руки, более привычные к плугу. Мы знали, что пока ангел с нами, мы победим, и эта вера зажгла в сердцах людей надежду и волю к борьбе.
Но зло ещё не было повержено. Всё так же наш мир был окутан адским штормом, и ангелы смерти, что парили где то в необозримой вышине среди звёзд, плакали от бессилия, скорбя о нашей участи. Судьба наша была в наших руках, и на кончиках остро отточенного оружия.
Всего за несколько дней наша армия освободила все крупные города на равнине, сняв осаду прислужников хаоса, и пополняя свои ряды из числа гарнизонов и мирных жителей. Не прошло и месяца, как мы подошли к оплоту мятежников и еретиков - зловонным топям южных болот с давно заброшенным городом в их сердце, ныне ставшем гнойной язвой на теле земли. Здесь под тенью гниющих джунглей каждый шаг означал бы чью то смерть. Мы окружили топи, но командиры не знали, как преодолеть низменность, превращённую врагом в нерушимый бастион. В ночь перед штурмом Анна сидела с нами у костра и задумчиво смотрела в даль. Небеса играли всеми цветами радуги, отражаясь на её доспехах. Я знала, что рана всё ещё сильно болит, и мужество, с которым она преодолевает вместе с нами все лишения и страдания, поражали меня, да и всех кто окружал нас.
Неожиданно она спросила, повернув голову ко мне:
- Скажи, ты любила когда нибудь?
- Не знаю, госпожа. Я ещё совсем молода, и не должна думать о подобных вещах. На ферме девушки работают не покладая рук каждый день от восхода и до заката.
- Возможно, завтра ты умрёшь… мы все умрём. И так и не узнаем, что такое любовь. Неужели тебе не страшно?
- С вами, госпожа, я готова умирать каждый день, если это дарует победу нашему народу.
Улыбка коснулась её губ, озарив лицо теплотой, - Настоящая любовь стоит того, чтобы за неё умереть. Но, думаю, в этот раз мы обойдёмся без подобных жертв. Ты знаешь, что это за строения на берегу?
- Конечно. Это насосная станция на топливопроводе, через которую перекачивают прометиум для заправки зерновых барж.
- Возьми людей, и проверь, есть ли давление в трубах. Будем молиться, чтобы подача прометиума не была остановлена.
Эту ночь мы запомнили на всегда, как торжество нашей пламенной веры над мерзкой ересью. До самого утра чистый прометиум под напором выплёскивался из десятка открытых вентилей, стекая в низину болот, которые впитывали его жадной губкой. А рассвет озарил джунгли не светом небесного светила, а огнём титанического пожара, распространяющегося огненным штормом, и гудение пламени заглушало вопли боли и ужаса из глубин болот.
По пеплу и горячей грязи шли мы, кроша в пыль обгорелые кости. Руины города встретили нас, окутанные дымом пожарища и смрадом спёкшихся нечистот. Засыпанные пеплом улицы были усеяны обожженными или задохнувшимися трупами. Многие были искажены омерзительными мутациями, и одна мысль, что когда то они были такими же людьми, как и мы, вызывала приступы тошноты.
А на центральной площади, перед ратушей, нас ждало само воплощение гнусной скверны, поразившей этот край. Раздутое тело бывшего бургомистра, покрытое язвами, сочилось слизью, в которой копошились личинки мух. Зловонное дыхание монстра мгновенно убило солдат, что приблизились к нему, дабы прикончить и остановить кошмар. Выстрелы, казалось, не могли причинить ему вреда, сколько бы ни терзали разлагающуюся плоть. В мутных глазах слуги Нечистого мы видели свою старость и смерть. Отчаяние сжимало наши сердца холодными когтями, и руки теряли силу, опускаясь. Тёмное колдовство зелёным туманом начало окутывать нас, наполняя ядом. Наверное, там бы всё и окончилось страшной и бесславной смертью, но лишь один человек не потерял силу воли, и не поддался слабости. Но была ли она тогда человеком в полном смысле этого слова?
Разорвав мутную пелену, она шагнула вперёд, направив свой карающий меч прямо на демона. Языки пламени, родившиеся в глубине её сердца от яркой веры и горячей ненависти, пробежали по лезвию и обрушились на монстра, сжигая его дотла, пока на камнях мостовой не осталось лишь чёрное пятно копоти.
Мы победили, но шторм не прекращался, и по прежнему в разных уголках из разрывов реальности просачивались порождения ада, а помощь не могла придти к нам. Однако люди не страшились их более, и смело вставали на защиту родины, неизменно отбрасывая любой кошмар обратно в преисподнею. И всегда в самую трудную минуту, там где тяжелее всего, с нами оказывалась Анна. Слава о ней гремела по всем городам, люди считали её святой, и одного её присутствия хватало, чтобы посеять смятение в чёрные сердца врагов, а наши - укрепить яркой верой.
Верховный эклизиарх, услышав про эти чудеса, пожелал лично приветствовать спасительницу в центральном соборе Галлии. Она отправилась в сопровождении почётной храмовой стражи, что неусыпно охраняла резиденцию эклизиарха в течении всех этих страшных дней войны. Нам же не дозволено приблизится к собору, и, прощаясь, Анна сердечно обняла каждую из моих боевых подруг, а потом подошла ко мне. На ней были белоснежные одеяния, отороченные голубой каймой. Ни кто не знал, почему она не взяла с собой ни оружия, ни свой боевой доспех.
- Почисть его, пожалуйста. Не хочу в момент нашего триумфа выглядеть неопрятно, - сказала она, проведя рукой по пластинам доспеха, и улыбнулась как то грустно. Этот меч был выкован на святой Земле, так что обращайся с ним с надлежащими почестями.
Клинок был и в самом деле необычайным. После всех битв на его лезвии не было ни одного изъяна, лишь голубоватое свечение пробегало по нему от гарды до кончика.
- Госпожа, помните ту нашу ночь у костра? Скажите, а вы когда ни будь любили? - я потупилась и покраснела, словно сказала какую ни будь глупость. По этому и не видела глаз Анны, и боль, что мелькнула в них.
- Да, сестра. Я любила, и до сих пор люблю. Люблю тебя, и твоих подруг, с которыми мы вместе шли к победе. Этих отважных солдат, что не задумываясь умирали с моим именем на устах. Жителей городов и деревень, которых мы спасли. Всех людей, которые чисты сердцем и душой, где бы они ни были во вселенной.
- И эта любовь стоит того, чтобы за неё умереть?
- Умереть за любовь проще всего. Намного сложнее за неё жить. Запомни это.
Её горячие губы коснулись моего лба, навсегда оставив на нём невидимый след. И она ушла.
Знали бы мы, что ждёт её впереди… но мы не знали. А она знала, быть может.
Лишь догадываться теперь могу я, как торжественно шла она по плитам, минуя неприступные укрепления главного собора. Адамантин неприступных врат поднимался перед ней, пропуская в сердце обители под неусыпными взглядами стражей в позолоченных доспехах.
Там, куда не мог проникнуть ни один непосвященный, она вступила высоко подняв голову, представ перед некогда самым влиятельным и наисвятейшим человеком Галлии. Тончайший пурпурный шёлк и золото украшали его одеяния. Взор был обворожительным и прекрасным, а голос мягким и бархатистым, вселяющим в людей безграничную веру и верность. Но серафим была не простым человеком, и глаза её видели души окружающих, как открытые книги. В гневе обличила она высшего представителя церкви в грехопадении и предательстве, развеяв пелену лжи и обмана. Рухнула иллюзия, исказились святые образа на росписях стен и икон, отращивая щупальца и клешни. Лицо эклизиарха перекосилось от злобы и ненависти, и стража в ту же секунду схватила Анну, срывая с неё её покрова одежды. Их пальцы менялись, обретая острые когти, а длинные языки извивались подобно змеям. На осквернённый алтарь положили её, дабы подвергнуть самым страшным истязаниям, которые не может даже вообразить ни один человек. Бывший эклизиарх торжествовал, чувствуя близящуюся победу, и начал ритуал, чтобы распахнуть врата в ад, погрузив в царство хаоса всю планету. Великую жертву он приготовил зловещей четвёрке, и, в первую очередь, своему покровителю, Владыке боли. Демоны плясали в зале, среди одурманивающих наркотических курильниц. Земля начала содрогаться, словно это её, а не несчастную женщину подвергали невероятной пытке. Мир висел на волоске, и в этот миг, когда душа мученицы готова была отделиться от тела, её последняя и самая горячая молитва пробилась через своды гранитного камня, грозовые тучи атмосферы и полыхающую завесу адского шторма, отделяющую нас от вселенной непреодолимой стеной. Яркой звездой засияла она для тех, кто уже давно ждал знака или чуда. Высший инквизитор на борту своего корабля лично окропил мельта-торпеду святыми маслами и прочитал летания праведности и святого гнева. Небесной карой ринулась она вниз, к угасающему маяку на поверхности планеты, что держался до самого конца из последних сил. И когда предатель, занеся нож для последнего удара, заглянул в её лицо, то не увидел там ни страха, ни боли, ни отчаяния. Анна улыбалась ему, потому что победила. И в её зрачках он увидел проламывающийся купол собора и раскалённую от трения в атмосфере боеголовку, что огненным мечём расчертила воздух на долю секунды, прежде чем залить храм и всё вокруг светом тысячи солнц, испепеляющим и неудержимым.
От собора остался лишь глубокий кратер, на краю которого мы плакали, глядя на небо, которое быстро очищалось от мерцающей пелены, вновь наливаясь кристально чистой синевой, столь привычной от рождения.
Позже, через годы, когда мир и процветание вновь вернулись на нашу землю, на месте взрыва была построена эта базилика, и уже сто лет я служу в ней бессменной хранительницей самой священной реликвии нашего мира. Такова была её воля. Люди верят, что если вновь придёт беда, и тьма протянет свои щупальца к порогу, то Анна вернётся, потому что даже смерть не может помешать любить. Любить, чтобы жить.
***
Личный дневник инквизитора Кортеана Приариа Томаса о событиях на Галлии IV. Дата.
... как и предсказывали таро, прорыв варпа в этом секторе свершился, однако силы, что были собраны для упреждающего удара, столкнулись с неожиданным препятствием, мешающем осуществить высадку на поверхность заражённой планеты, уже охваченной мятежом. Транспорты эвакуации, что поднялись с планеты, сразу после прохождения барьера попадали в дрейф на орбите, и все формы жизни на их борту оказались искажёнными ужасающей мутацией. Вопреки моим рекомендациям, транспорт Адептос Сароритас при поддержке десанта Астартес попытался прорваться через преграду. Мне остаётся молить Императора, чтобы он даровал их душам своё покровительство, ибо я более чем уверен в гибели любых телесных оболочек, коснувшихся колдовской защиты вокруг Галлии IV. На совете я возьму на себя ответственность за тяжёлое, но единственно правельное решение, дабы спасти от мучений жителей планеты, а именно о начале вирусной бомбардировки и экстерминаторусе...
