Битвы Рассказов

Объявление

Нужны ваши голоса в боях: Новости: Пополнение в рядах:
Андерс vs Фенрис

Чест vs Роджер
Свеженький, 7ой выпуск!
Самые интересные, самые правдивые,
самые нужные новости!

Новости боёв от 24.11

Приём работ в4тый "обменник"
Дремволкер

Евгений Чайкин

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Битвы Рассказов » Персонажи » Эмиральдо Фесте Меркель


Эмиральдо Фесте Меркель

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

Имя: Фесте Меркель (Настоящее имя - Эмиральдо. Оба имени скрываются, так как Эмиральдо для Фесте - нечно необычайно откровенное, а Фесте Меркель - имя, по которому его могут найти английские власти и судить за побег из страны. Представляется Фесте другим людям, как Фестиан Ривз.);
Пол: Мужской;
Возраст: 24 года;
Рост: 174 сантиметра;
Раса: Человек Обыкновенный;
Ориентация: Нормальная.
Внешность: Серебристые волосы средней длины, ровно как до плеч, не расчёсаны - взлохмаченным хаосом, словно множество искривлённых рогов, ложатся на голову. Сзади уложены в коротенький, совершенно ненужный хвостик. Лицо узкое, как у змеи. Глаза небольшие, так же узкие, редкого серого цвета. Нос небольшой, острый. Губы тонкие, как и брови. Тонкое, чуть не тощее, тело обрамлено, тем не менее, сильной мускулатурой, а так же обладает хорошей гибкостью. Пальцы на руках длинные, ловкие, словно живущие своей жизнью. Пропорции тела нарушены: легко уловить, что ноги чуть длинней, чем следовало бы, а торс напротив - короток, из-за чего руки тоже кажутся непропорционально длинными;
Характер: Скрытен, сторонится новых знакомств. Меланхолик. Со времён королевской службы остаётся двуличным, что регулярно подчёркивается им самим: "Я - шут". Эмоционально независем от окружающих, так как защитил себя этой самой двуличностью. Знакомства, скреплённые временем, чрезвычайно прочны, однако таких знакомств совсем немного. Имеет начальное актёрское образование. Умеет писать, читать и говорить на четырёх языках: на английском, на немецком, на французском и на латыни. Любит читать и сочинять лирические стихотворения, так же им сочиняются баллады и шуточные куплеты, высмеивающие что-либо. Обладает неплохим навыком рисования, хотя даже намёка на академический рисунок у него нет. На людях, стоит заметить, максимально выражается его "шутовство". Он развязен, похабен, вызывающе себя ведёт, дебоширит и пьянствует (Слабая восприимчивость к алкоголю: чтобы потерять рассудок, нужно выпить дозу, смертельную для него). В критических ситуациях спокоен и рассудителен. Трезво размышляет даже будучи пьяным. Не женат.
Увлечения: Лирические стихотворения, сатира, игра на любом музыкальном инструменте, до которого способен дотянуться, пусть даже и не умеет на каком играть.
Привычки: Чистить зубы по утрам, застилать постель, делать зарядку. Из плохих - не доверять людям.
Любит: Девушек, вино, песни и пляски.
Не любит: Отсутствие девушек, вина, песен и плясок. А так же печеньки.
Слабости: Слабая привязываемость к своим компаньонам, полная деградация личности, если в руках нет музыкального инструмента (Что наблюдалось лишь единожды, ибо шут мастерски играет на ложках, цепями и искусно бьёт чечётку);
Способности: Балалайка Фесте является Артефактом. Суть её в том, что она содержит в себе Искажённое Пространство (Читай - параллельную вселенную, ограниченную лишь силой и разумом владельца). Это пространство может быть либо временным физическим "рюкзаком", в котором Фесте бессрочно хранит предметы, либо полноценным миром, куда Фесте способен проникать самолично (Читай главу 4 Галереи Влюблённых: Искажённый разум). Внедрять людей неспособен, так как, чтобы попасть в И.П., нужно хотеть туда попасть. Если, по каким-то причинам, кто-то захотел туда попасть, и Фесте ему в этом помог, он умирает (Фесте ещё не умеет использовать эту часть силы Искажённого Пространства). В превосходстве владеет цепью-с-лезвиями (Понимать буквально), которую держит в И.П. и использует на противниках. Другим оружиям не обучен;
Биография: Эмиральдо - сын Великого Создателя Артефактов Абельхама Ванштейна. Был усыновлён шутом короля Англии, был обучен профессии отца. Девять лет жил в неведении о своём настоящем имени и родословной; но умер отец Эмиральдо, а его близкий друг (Астроном при короле) раскрыл тайну мальчику и выдал ему Артефакт Ванштейна - балалайку. В течении семи лет Эмиральдо обучался владению этим артефактом и оружием, которое изготовил сам - цепь-с-лезвиями. В это время умирает астроном и старый король, и на трон восседает новый. В пятнадцать бывает в Китае, посещает храм Таи Чан. В семнадцать лет Эмиральдо неудачно попадает на прогулку короля. Король гулял возле своего замка вместе со свитой, когда на него нападают революционеры. Вся свита была перебита, король и шут были приговорены к прилюдной казни. Однако Эмиральдо использует новые умения и прогоняет испуганных революционеров со двора замка. Несмотря на то, что король всё равно погиб, это дало время для построения охраны замка и отражения последующих атак. Эмиральдо не стал ждать, пока взойдёт новый король, и уезжает из страны. В девятнадцать встречается с Хансом Штрау (Читай главу 2 Галереи Влюблённых: С чего всё началось. Племянница Ханса.), начинает вместе с ним наёмничью карьеру. Занимается грабежами и разбоями. Через год спасает сестру Ханса - Лилиябет из рук торговца рабами. Ещё через год Ханса вынуждают жениться на дочке богатого предпринимателя Германии, которую тот имел неосторожность обесчестить. Эмиральдо отправляется в одиночное странствие. В двадцать четыре нанимается к Таинственному Волшебнику (Читай рассказ 1), который даёт ему большую сумму денег. Фесте не использует деньги, вопреки своему мировоззрению на сей счёт, и отдаёт их в детский приют одного из Германских городов. В этом же году на лето приезжает повидать Ханса и попадает в большую передрягу (Читай роман "Галерея Влюблённых"). Встречает учёного Штольца (Читай главу 3 Галереи Влюблённых: Наука и Магия.), который нанимает его на службу к себе. Сейчас путешествует по миру вместе со Штольцем, пытаясь раскрыть тайну своей родословной (Штольц не является ни игровым персонажем, ни помощником, является сугубо авторским приёмом внедрения Фесте в рассказ. Не рекомендуется пользоваться данным персонажам оппонетнам, во избежание неурядиц и неловких ситуаций).
Оружие: Артефакт-Балалайка; меч и цепь-с-лезвиями в Искажённом Пространстве.;
Экипировка: Множество музыкальных инструментов, куда только не засунутых. Сумка за спиной хранит произведения многих известных литераторов, а так же самого Фесте.
Одежда: "Парадная одежда" являет собой целенаправленно рваную рубаху, до того обтрёпанную, что уж и не скажешь, какого цвета, а так же чуть ниже колен короткие штаны серо-бирюзового цвета. На ногах, в этом случае, лёгкие сандалии. Для общественных выступлений используется стандартная экипировка шута: Скрытый текст

Временной промежуток: Примерно XV-XVI век н.э.

0

2

Первый рассказ, бездуэльный:

[more]Словно дыханием доброй девочки, которая решила согреть найденного щеночка, тёплый ветер обдал Фесте запахами цветов и деревьев, ручейков и озёр. Запахом жизни. "Наконец-то...".
Он отцепил ремни, держащие тяжёлые сумки за спиной, и вобрал полную грудь воздуха. Спина загудела, словно кости кто-то с силой сжал прямо в позвоночнике - тело отвыкло жить без тяжкого груза на себе. Однако, Фесте впервые за долгое время разогнулся. Его голова закружилась от наплывшей лёгкости; он, даже, перестал обращать внимание на назойливую боль в спине. Но мысли пришли в норму, и он развернулся к лежащим на земле здоровым мешкам. Он помнил свою обязанность.
Расцепив нехитрые замки на них, он выдержал паузу, прежде чем начать вытаскивать из одного мешка содержимое. С трудом вытянув его из сумки, он на миг замер. На земле лежала маленькая девочка с чёрненькими, как смол, волосами, миловидным личиком со слегка побледневшим цветом кожи, на котором находили себе место и милый курносый носик, и широкие реснички, и полные губки. Она была полностью раздетой. Она была мёртвой.
Фесте тяжело вздохнул, погладив её длинные, льющиеся чёрным потоком волосы. Опустевший мешок он откинул подальше, вытащил небольшую лопатку и на этом месте начал копать. Солнце великодушно отошло за облака, не помешав юному приключенцу ни единым жарким лучиком. Земля была неподатливой, но Фесте вгрызался в неё всеми силами, вкапывался вглубь, насколько это было возможным. Всё ещё замёрзшая, она с неохотой поддавалась натиску наглеца, но каждый сантиметр земли отдавая нехотя, сопротивляясь тем больше, скольким больше осмеливался наглец вторгнуться в её владения. Солнце уже перешло свой пик, когда Фесте встал на край вырытой ямы довольный результатом. Чёрные комья земли горстями валялись вокруг, выставляя на показ изрубленные корни трав и редкие травинки, боязливо появившиеся из земли. Сам же Фесте покрылся потом, его рубашка намокла, приняв тёмно-лиловый цвет; он тяжело дышал, измученно глядя на свои старания.
Сделав прерывистый вдох, он оторвал лопату от земли и подошёл к трупу девочки. Та лежала в неестественной позе, выгнув руки и ноги под неестественными углами. Он сложил её руки на груди крестом, ноги сложил вместе и подхватил её тело, перекинув его через плечо. Он осторожно опустил её в яму, поправил непослушный локон, накрывший её закрытые глаза, и начал закапывать могилу. Это он закончил намного быстрее, воткнув в землю над зарытой девочкой деревянный крест. На земле он немецкими буквами написал: Берта Шмидт, 1245-1253 года. Он знал, что следующий же дождь смоет эту надпись, как и любой зверь, проходящий тут; но таков был уговор.
Затем он взял второй мешок и начал вытаскивать второе тело. Руки его предательски тряслись; уже второй день он не пил и не ел, всё время таская на себе мешки, а теперь занимаясь копанием могил. Его разум плыл по наитию, не осознавая ни деяний, ни помех. Перед ним лежала цель, и он, как в бреду, пытался её выполнить. Откинув второй мешок, он оглядел труп.
Совершенно противоположно девочке, эта женщина имела пышные светлые волосы. Однако, даже не смотря на это, сходство их было неоспоримым: те же черты лица, тот же носик, те же губы, те же глаза; широко раскрытые, они безвольно, пусто глядели в небесный свод. Они уже высохли и слегка пожелтели, но в зрачках всё ещё угадывался янтарный цвет, словно завихрением вбирающий в себя все оттенки коричневого и оранжевого. Фесте движением руки закрыл их. Эта женщина была матерью похороненной девочки.
Начало смеркаться. Зелёный цвет вокруг словно стал чётче, высвечиваясь в усиленных тенях; но это будет длиться недолго. Скоро солнце уйдёт за горизонт, сверкнув красным закатным лучом на прощанье, и тогда всё погрузится в сумерки до прихода луны. Фесте закончил вторую надпись: Катерина Шмидт, 1212-1253 года. Отползя от могил пару локтей, он лёг на спину. Грудь его равномерно двигалась в такт дыханию, глаза безвольно, устало смотрели на темнеющее небо. Каждый вдох обжигал горло нестерпимой сухостью, жажда выворачивала его организм наизнанку; разум уже покинул голову молодого приключенца, он находился в тумане, вызванным усталостью, жаждой и дикой болью во всём теле. Единственная мысль затесалась в голову Фесте: "Я умру...".
*** *** ***
Не понимая, что он делает, не видя ничего перед собой, Фесте жадно пил воду. Холодная вода обжигала горло, глаза начали слезиться, но Фесте не мог остановиться. Наконец, с мощным выдохом, он выпустил из губ горло фляжки и начал лихорадочно дышать. В голове стучало, как в барабане, горло словно сожгли в огне преисподни; но Фесте наконец-то был счастлив. Он поднял усталый взгляд на своего спасителя: завёрнутого в плотный плащ старца, голову которого кутал капюшон. Лишь серая борода выдавала в нём человека, которого Фесте был рад видеть больше, чем самого Бога. Но горькая жалость, неожиданно сдавившая сердце, заставила отвести глаза от его фигуры.
- Прости, я не выполнил свою часть договора... - осипшим голосом прохрипел Фесте, однако последние слова угасли - столь тихо он их прошептал. Старик подошёл к двум могилам и присел. Он положил белую лилию на могилу маленькой девочки и красную розу на могилу её матери.
- Катэ...рина... - с явным немецким акцентом прошептал он, поглаживая красную розу. Та словно порывом ветра поднялась над землёй; однако в эту ночь погода была безветренна.
- Её душа упокоена. Я желаю ей дорогу света. - никаким голосом сказал он. Фесте горько ухмыльнулся про себя: "Он же немец, он не понял моих слов - я говорил по-английски!" Однако он промолчал; лишь глядел, как старец сделал тоже самое с белой лилией. Когда оба цветка растворились в небесной синеве, маг приподнялся и снял капюшон. Глаза его были заплаканы, морщинистый рот скривился, словно в судороге. Машинальными движениями он отцепил от пояса кошелёк и протянул его Фесте.
- Я хотел всем сердцем, чтобы ты привёл их живыми. Но ты упокоил их, потому выполнил наш договор. Без тебя я бы не смог отыскать их могилы. Спасибо, Эмиральдо.
Фесте не стал удивляться, что старик знал его истинное имя. Его сердце сожгли печаль и сожаление, он хотел всем сердцем успокоить потерявшего жену и дочь старика.
- Я пытался как мог, я делал всё, что мог... Твоя жена погибла до моего прихода - разбойники отравили её сырым пивом. А Берта...Я нёс её через снега, на ней почти ничего не было. Она заболела, она тяжело кашляла и... - старик остановил ломаную немецкую речь Фесте, положив руку ему на плечо.
- Я верю, мой мальчик. Это уготовила мне судьба: прожить больше, чем любимые мне люди. Не стоит злиться на неё за это. Всё, что может произойти, мой мальчик, всё к лучшему. Мы встретимся на Небесах, когда придёт моё время. Мы обязательно встретимся...
- Старик... - Фесте сдержал в себе крик отчаяния, мокрыми глазами глядя на удаляющегося старца.
- Старик! Я убил их! Убил всех, до одного! Они поплатились за свои злодеяния; я лично принёс им правосудие!
- Мне не нужна месть. - ветром принесло шёпот старика, прежде чем его фигура растворилась в лесной чащобе.
Голова Фесте упала в землю. Его грудь содрагали рыдания. Там, в зимней пустыне, он укутывал в свою одежду несчастную девочку, пытаясь хоть как-то её согреть. Он перебрался через горы так быстро, как ни смог бы ни один всадник... Но даже тогда, когда дыхание девочки остановилось, даже тогда он не чувствовал такую острую боль. Он кричал их имена, проклинал судьбу; от рыдания и криков он сорвал голос. На могилы лучом белого света взглянула луна, только сейчас освободившаяся от плена облаков. Природа хранила молчание в честь погибших на её глазах. Лишь голос Фесте разил тёмный воздух срывающимся криком.
*** *** ***
Черноту жёлтым светом обжёг луч восходящего солнца. Фесте открыл глаза, но тут же прикрыл их рукой - дневной светила словно бичом ударил его взгляд. Поднявшись с Земли, Фесте оглянулся. Недалеко от него всё ещё лежали две могилы. На земле всё ещё были выгравированы имена хранившихся в них. Фесте рукавом рубахи вытер себе лицо и собрался уходить из этого места. Неожиданно он споткнулся. На земле лежали недопитая фляга с водой и увесистый кошель денег. Подняв их, Фесте горько усмехнулся. Неделю назад он брал в кабаке работу по спасению двух похищенных разбойниками девушек. Он мечтал тогда, как ворвётся в логово к злодеям, героически спасёт девушек и, под их ежесекундные восхваления, вернётся обратно и получит огромную кучу золотых монет за успешно сданную работу. Он не обратил тогда внимание на то, что наниматель сказал делать, если одна из девушек, либо они обе, погибнет. Он не верил в такой финал.
С золотом Фесте угадал. Ещё ни разу он не получал такой громадной суммы денег. С трудом погасив в себе желание выбросить кошель подальше в лес, он сдержал подступающий к горлу комок. Предстоит долгая дорога обратно, ему понадобиться еда и кони. Он умрёт, если выкинет деньги. "Я не стану пускать эти деньги!" - твёрдо решил он; "Когда дойду до ближайшего города, отдам их в первый попавшийся детский приют или школу. Мена тошнит от них.".
Оставив пустые мешки на земле, Фесте привязал кошелёк к поясу, а из фляжки с водой отпил приличный глоток. Вода, на его удивление, была приятно тёплой. Положив её в один из карманов рубахи, он направился в лес, прочь от холодной пустыни гор, прочь от похороненных им девочки с женщиной, прочь от этого приключения...[/more]

Отредактировано IliZar_Zhdanov (2010-11-21 21:41:47)

0

3

Первая дуэль. Победа за: О_О. Фесте получил плюху от судьбы. Несомненно, он будет внимательней в будущем и будет более серьёзно относиться к своей экипировке в будущем.

Беда.

Истина приходит мелким подчерком в самые захудалые и потаённые местечки в голове. Её не вызволишь оттуда силой, и ни один профессор не сможет достать её. Она крепко хватается за те мелкие нитки, что не даёт твоему сознанию увидеть твоё подсознание. Но стоит только задуматься хорошенько, присесть, связать себе руки и засунуть себе в рот кляп, как сразу понимаешь – ты, приятель, попал в неприятность. Вроде бы очевидно, а всё же радуешься, что додумался до этого; даже на миг забываешь о крови, что уже залепила один глаз. И какой бы прескверной ни была ситуация, ты находишь время на эти маленькие истины. Они тебя радуют либо заставляют горько жалеть. Но освободившееся неожиданно время люди обычно посвящают им.
Не буду говорить, что меня так уж сильно обрадовала сложившаяся ситуация. Грозный лесник со стареньким ружьём, типичного вида бандит и какая-то вшивая дворняга, скачущая между ними. Меня отстранили от дел методом меткого удара каблуком в лоб, так что я не нашёл больше никаких занятий, кроме как думать об этой чуши. Есть лживое поверье, что когда тебя бьют в лоб, ты чувствуешь адскую боль. Не знаю, как у вас, а у меня эта схема не сработала: я почувствовал толчок и быстрое приближение пола; сердце стучало как резаное, дышал я прерывисто и часто, но никакой боли - а я часто бью коленку о спинку кровати - я не почувствовал. Тогда. А теперь боль пришла. Мерзкая, липкая, неугасающая боль.
Как же я мог позволить ситуации взять над собой верх? Неуловимый, неумолимый, несокрушимый шут всегда приходил на помощь любому страждущему обывателю этой германской земли, весело играя на балалайке и заливая неприличные песни. А теперь его удел – сидеть связанным на грязном полу нищенского лесничего дома, раздумывая о вещах, которые нормальных людей повергают в уныние. Что-то, определённо, пошло не так. Но что? (Может, не стоило использовать свой репертуар песен лёгкого настроя? Тогда бы, хотя бы, кляп не влепили…)
Мне необходимо вспомнить, с чего всё началось. Может, тогда я пойму, где дал осечку? Может, всё дело вовсе не во мне, а в роковой случайности, сбывшемся пророчестве, наложенном проклятии? Это я и хочу узнать.

Утро началось очень рано, перед призывом петухов. Наболдажник неба уже занял удобное расположение у верхних кончиков мушмулы, которых в хозяйстве здешнем было предостаточно, когда меня растолкали строптивые хозяева. Матушка Герта выглядела обеспокоенно, а Люпен – толстый и усатый супруг её – и вовсе удручённо. Они что-то бормотали мне, но разобрать быструю немецкую речь, да ещё с применением бесконечных жаргонов, поверьте, очень сложно. Я попытался их успокоить и начал разговаривать с матушкой, так как Люпен вообще не имел привычку разговаривать понятно, даже по мерке здешних.
- Ты нас извини, bursche, но съехать тебе придётся! Беда закралась на наши головы – страшный зверь по округе бродит да всех здешних распугивает!
- Зверь, матушка? – округлил я глаза. Я слышал что-то о медведях; ещё, здесь волков предостаточно. Но всё это дела чуть ли не повседневные, так что навряд ли их представители повергли в страх суеверный народец. Я ухмыльнулся про себя: «Небось какой мужик подшутить решил: накинул на себя медвежью шкуру да заглядывает под юбки здешних фрёйлин!».
- Страшное чудище, bursche! Охотники, как его в лесу увидели, так сразу бежать в деревню! А эта, эка образина, за ними мотанулась!.. – тут своё слово вставил Люпен; впрочем, разобрать мы его всё равно не смогли, так что матушка пихнула его локтем и продолжила:
- …за ними мотанулась, через забор наш перемахнула да на людей кидаться стала!
«Ну, местный забор перепрыгнуть не сможет разве что одноногий слон.» - заметил я про себя; «Хотя тут, наверное, даже не знают, кто такой слон. А может это и был слон?.. Да нет, сказано же – перепрыгнул забор!..».
Матушка продолжила:
- Все, кто был, по домам разбежались. А старики… - «Знаем мы ваших стариков: гер Капут и гер Шизец. Ума что палата, а туда же!» - … и сказали, что зверь этот на пришлую кровь повадился! Среди охотников Иван то и был! А он совсем не местный! Так что, не обижайся, bursche, уходить тебе надо от нас! Отведи беду, как сына родного прошу!
«Совсем не местный – эка сказанула! Надо бы запомнить. Хороша семейка, ничего не скажешь! На голод и холод выгоняют гостя из-за бредней двух полоумных стариканов!» - подумал я, но решил не разворачивать конфликт. Они же не со зла. Суеверны они, чтоб им пусто было!
Выслушав ещё один комментарий Люпена, на который я был вынужден кивнуть, так как он внимательно на меня смотрел, а я в упор его не понимал, я лишь поблагодарил их за гостеприимство, попросил обед, (На что получил отказ) и был быстро спроважен на улицу. Там я встал перед фактом: на улице гуляет «страшный зверь», у меня нет ночлёжки, еды, воды и ни капли хорошего настроение. Удачное начало дня.
Закинув балалайку за спину, я двинулся к другим строениям в деревне. Шанс, что покормят, крайне низок, но попробовать стоило. Тем паче, что мой живот начинал переваривать окружающие его органы – судя по ощущениям.
Как я и ожидал, с шипением «Пришлая кровь!», меня прогоняли отовсюду. Даже на мои жалкие просьбы кинуть мне верёвку и мыло мне отвечали мрачным молчанием и захлопыванием окон и дверей. Будто страшный зверь - я. Лишь какой-то ребёнок сунул мне плюшевого мишку, после чего его быстренько схватили за руку и отвели домой. Чёрт подери, какова же судьба того несчастного Ивана?..
Я брёл по узкой тропинке, поднимая свой взгляд только на поворотах. Всё рассматривал облезлую, грязную тряпку, которая изначально, наверное, была плюшевым медвежонком. До оного состояния ему не хватало глаз-пуговиц, левой лапы и капли самоуважения; но дарёному коню в зубы не смотрят. В данном случае – медведю в глаза. Хотя его всё равно нельзя было съесть.
Неожиданно что-то заставило меня остановиться. Передо мной стояло какое-то существо с длинным языком. Когда я обратил на него внимание, он склонил голову набок и чуть заскулил.
- Ты съедобный, брат? – с надеждой осведомился я у него. Тот лишь понюхал землю и тявкнул. Что за создание?..
Тут меня осенило. То курьёзное шерстяно-шипастое чудище, что стояло передо мной – обыкновенный пёс! Только к нему прицепилась шкура какого-то зверя (Шипастого медведя?..), из-за чего он был похож на какое-то сумбурное создание.
- Так вот ты какое, страшное чудовище, держащее в страхе всю округу? Маленький домашний пёсик в карнавальном костюме!.. А чего это ты так на меня глядишь?
Я проследовал его взгляду. Конечно! Плюшевый медвежонок! Бросив его собаке, я весело провёл время, наблюдая, как та разгрызает то немногое, что от него осталось. Разобравшись с грозным медведем, пёс подбежал ко мне и обнюхал мою руку. Я сел на корточки и погладил ему загривок.
- Хороший пёс! – приговаривал я, пытаясь увернуться от его облизывания.
- Как мне тебя называть? Может Дункан? Конар? Вейдер? – сняв с него шкуру шипастого-медведя, я увидел простую дворнягу, чей первоначальный цвет должен был быть белым, и у меня не осталось сомнений, - Временно, ты будешь зваться Рексом! А что, хорошее имя! Чисто собачье, чисто немецкое! Ну, Рекс, приживёмся с тобой, а?
Рекс убедительно тявкнул. «Неужто угадал?» - подумал я, укладывая его на спину и почёсывая брюшко. Пёс сладко заскулил, дёргая задней лапой.
- Давно никто не гладил, м? Подлые охотники, приняли тебя за страшного зверя!.. Ну ничего, я тебя с собой возьму – вдвоём веселей! Правда, где еду брать-то, на двоих?.. Эй, ты куда?
На моё удивление, пёс, пару раз тявкнув, побежал перпендикулярно дорожке. Я рассчитывал не сходить с неё, добраться до населённого пункта и поесть, но пёс стоял у дерева и, словно зовя меня (А может и вправду – зовя?), тявкал в мою сторону. Сомневаясь с минуту, я всё-таки доверился моему новому компаньону. Пробираясь сквозь плотную завесу острых прутьев, веток и кустарников, я не раз пожалел о своём выборе. Собака была проворной, ей было невдомёк, что не все могут проползти под колючим кустарником или маневрировать между узко посаженными друг к другу деревьями. Я же получал полную отдачу от принадлежания к столь неуклюжей расе, как человек.

Поход наш окончился как раз к тому времени, когда у людей кончается терпение, и они завтракают на час раньше, даже если встали на час позже. И окончился он у какого-то кривоватого строения, смутно напоминающего жилище. Ветхое здание явно косило в нашу сторону, словно пытаясь наехать. «Прямо, как в тёмном закоулке!..» - ухмыльнулся я про себя. Собака же чего-то вынюхивала у двери, поскребывая её когтем. Вняв этому немногозначному намёку, я постучал.
За дверью раздалось ворчание такого тембра, что я, как истинный ценитель хорошего голоса, просто обомлел. Дверь мне открыл старый, но далеко не немощный человек. Его лицо обрамляла мощная борода серого цвета и целая грива волос. Его лицо было пронизано морщинами, выдающими в нём волевого человека. Он смотрел на меня с подозрением, достойным губернского детектива.
- Кто такой, зачем пришёл?
- Собаченька привела. – ответил я, разинув рот. Какой тембр, какое звучание! Не голос – гром! Я редко встречал людей с такими голосами и всегда подмечал – с таким тоном нужно (Нет, просто необходимо!) играть в театре! Но он не разделял моих весёлых мыслей, и с ещё большим подозрением окинул взглядом Рекса.
- Эт шо ещё за шавка? А ну!.. Чаво пожаловал, спрашиваю?
- Это…мне… того…Ваш-брдь! – «Какое ваше благородие, что я несу? Просто сказать – дайте поесть!» - Еды бы!
Взгляд старика смягчился.
- Есть хочешь, говоришь? Ну, раз такое дело, заходи, гостем будешь. Только ты это, того – шавку свою при себе держи. А то заляпает мне стол – убью суку.
- Это кабель!..
- Да, какая разница – заходи.
Я последовал приглашению. Упускать еду сквозь пальцы – не таков ваш Шут! Убранство домика оставляло не слишком радостное впечатление: косые стены, прохудившийся пол, камин да пару кроватей с небольшим вкраплением мебели. На одной из кроватей лежал какой-то человек; лицо его я разглядеть не мог, лишь видел его чёрную шевелюру. Хозяин пригласил сесть за стол – небольшой, стоящий в углу комнате, на котором находили себе место пару стаканов да ещё немного посуды. Столовые приборы, если и были, то были спрятаны, потому как я их не увидел. Усевшись за стол, хозяин дал мне тарелку какого-то мяса да ломоть хлеба. Я с радостью приступил к трапезе, изредка подкидывая куски Рексу, который нашёл пристанище под моим стулом.
- Так, говоришь, откуда явился сюды? – завёл со мной разговор хозяин.
- Из деревеньки, что рядом. Вообще, я родом из Англии…
- Лорд, что ли?
- Да нет, простой… - тут я осёкся. Сложно быть кем-то простым, когда такие простые, гуляющие на свободе, считаются беглыми и разыскиваются. К счастью, хитрый ум нашёл ответ за секунду, так что я даже не сменил тон:
- …актёр. Я приехал в Германию с труппой, но она осела в каком-то городишке, а я человек вольный, мне жить в одном месте скверно.
- А что, так один и гуляешь по государству нашему?
- Почему один? Вон, с собакой верной.
Рекс издал неопределённое ворчание. Ну и что, что вру? Не говорить же, что я беглый подданный умершего короля!..
- А ты сам кто будешь?
- Я? Да я местный лесник. Звать Кристофер, но ты зови меня просто Фергус – меня так все зовут. А тебя как?
- Фестиан. Можно просто Риан.
- Риан? Почему Риан?
- А почему Фергус?
Мы оба улыбнулись друг другу. Тарелка моя уже опустела, так что я просто пил предложенную Фергусом воду.
- А кто это там у тебя храпит? – спросил я. Неожиданно лицо Фергуса переминилось. Былое веселье убежало из его взгляда, и на меня устремился его подозревающий брат.
- А какое тебе дело, м?
- Да, в-общем-то, никакого. Просто интересно…
Неожиданно я почувствовал толчок. Я уже рассказывал – никакой боли я в этот момент не почувствовал. Просто пол неожиданно быстро ударил меня в нос. Я увидел морду Рекса. Куда ж ты меня завёл, предатель мягкошёрстный?..

- Ты зачем его так припечатал? А вдруг и верно актёр? Вон, какие песни горланил!..
- Актёр…Актёр…Да чёрт-с два он актёр! Ты его рожу видел-то? Видел?
- Ты чего на меня орёшь, пискля малолетняя?! Кашу заварил, теперь и расхлёбывай её! Если так случилось, так что же – каждого встречного ногой в лоб бить?..
Я лишь наблюдал, как мой дорожайший хозяин бранился с молодым немцем, который ещё полчаса назад дрых на кровати. Вспоминая то, как я попал сюда, я неожиданно пришёл к ещё одной маленькой, но значительной истине – когда у тебя на руках великий артефакт, позволяющий держать в Искажённом Пространстве что угодно, глупо брать с собой в поход только банку с гуталином. Да, мне действительно было интересно, какой он на вкус, хотя я и боюсь проверять, но сейчас мне этот гуталин был максимально не нужен…
Рекс, предательски завёдший меня сюда, то скулил, то тявкал, перемещаясь от Фергуса к молодому немцу.
- Да пристрели ты эту суку, она меня уже заколебала!..
- Это кабель, слепой юнец! Не стану я на пса обойму за раз-так растрачивать! Ты мне лучше скажи, чего ты добиться пытаешься?
Мне начинал докучивать этот разговор. Ничего вразумительного я так и не услышал, так что начал искать лазейки в узлах моих пут. К счастью, связали меня на скорую руку, так что я, не раз выходивший из паутины лжи и слухов, ловко ослабил верёвку. Оставил её на себе, чтобы не получить ещё один удар в поляну для свисания чёлки, и начал думать, что со сложившейся ситуацией делать. Выхода я не находил; драться балалайкой было бесполезно – эти ребята выглядели людьми гораздо более поднаторевшими в таких боях, чем я.
Ломая голову скорее над тайнами маленьких истин, чем над назойливой проблемой, я следил за моим пресловутым спутником. Тот жалобно глянул на меня. Да-да, тебе лучше, чем мне. Вот только собачей жалости не надо…
Неожиданно, Рекс, отчаянно тявкая, вырвался на улицу. Двое моих пленителей проследили взглядом его путь, а я лишь вздохнул, ещё раз убедившись в малодушности пса. А ведь ещё недавно эта форма жизни считалась лучшим другом человека! Как бы то ни было, сейчас я оказался в совершенном одиночестве, в компании двух верзил с явно нехорошими мыслишками на счёт меня.
- Кончать с ним надо. В любом случае кончать. – сказал уже прослежённую мной фразу молодой немец. Старик лишь отрешённо кивнул и встряхнул ружьё.
- Ты бы Бога побоялся, беглец! Человеческую жизнь губить за так…
- За так? За так?! Этот засранец уже слишком много знает! Он меня видел! Он тебя видел! А с твоим голосом, старик, он тебя хорошо запомнит! Такой-то бас, да не припомнить!..
- Я закона не боюсь, в отличии от тебя…
- Да причём тут закон?! Тебя ж порешат, как утку в осень! Нельзя его в живых оставлять! Не захочешь ты – давай ружьё! Сам с ним разберусь…
- Да ты погоди, разбиратель… Эх-эх-эх…Ты прости меня, актёр. Не со зла, сам видишь. Обстоятельства…
«Да в чём проблема, кумарёк?» - напрягся я; «Всегда помереть от ружья мечтал… Эх, не вписать мне своё имя в историю страны, как пророчил мне дядька Эдвард…».
- Может, сказать ему, за что умирает?
- Ага, а вдруг он сбежит? И что же? Добежит до деревни, всем расскажет… Нам же потом голов не видать!
- Твоя правда… Ну, бывай, актёр. Свидимся на том…
Неожиданно раздался треск разбитого стекла. Фергус с немцем обернулись, я с ними. У окна стояло чудовище коричневого цвета, усыпанное шипами. «Рекс!..»
Оный не воспрянул воспользоваться ситуацией и бросился на Фергуса. Тот, явно опешив от страха, выронил ружьё. «Мой шанс!».
Скинув с себя верёвку, я рванулся к ружью. Я успел его схватить и отпрыгнуть к двери до того, как эти двое придут к себя. Рекс, рыча, отпрянул ко мне. Я вытащил изо рта кляп и гроздно осмотрел своих пленителей.
- Ну что, немецкое отребье, теперь я у руля. Руки за голову и…
Мелькнула сталь. Кровь брызнула мне в лицо. Не моя кровь.
Машинально спустив курок, я смотрел, как медленно оседает на пол молодой немец. Попасть в сердце с такого расстояния не особо сложно. Но вопрос оставался – чья была кровь? Я выстрелил позже. Взгляд мой пополз вниз.
Он лежал у моих ног. Коричневая шерсть шкуры потемнела, на шипах растекались алые пятна. Пёс задыхался в предсмертных судорогах. Я смотрел на это, как зачарованный. Время растягивалось, и я медленно утопал в нём. Прошла вечность, прежде чем Рекс издал последний вздох.
Взглянув на труп немца, я увидел в его руке нож. Вот оно что. Пытаясь застать меня врасплох, он кинулся на меня с ним. И, видно, Рекс закрыл меня собой.
- Это же мой охотничий наряд, вот он куда запропастился… - услышал я шёпот старика. Направив на него ружьё и холодный взгляд, я спросил его:
- Почему я должен оставить тебя в живых?
- А ты должен?
Наступила пауза. Старик закрыл глаза, ожидая своей кончины. Но я не стал удовлетворять его душевный позыв. Откинув от Рекса охотничий наряд, я подхватил его бездыханное тело на руки, а ружьё кинул на пол.
- Ты говорил про Бога. Он тебе будет наказанием. Мне… - я вспомнил, как однажды помог волшебнику, похоронив его дочь и жену, и сердце моё, впервые в этот момент, больно стукнуло в груди, - …мне не нужна месть.
Когда я покинул его дом, он не пытался меня догнать и убить. Он остался там – даже не прикрыл дверь.

- Ты оказался настоящим героем, мой мягкошёрстный друг… - сказал я полушёпотом, глядя на сооружённую мной могилу.
- Прости…Прости меня, что я думал о тебе…думал о тебе…так…
Я не выдержал. Глядеть на могилу больше не было сил. Я знал этого щенка всего ничего, но он успел запасть мне в сердце. Я не мог простить себе, что не доверился ему, что не оттолкнул его в тот момент…
С трудом сдержав в себе позыв к плачу, я проглотил подступающий к горлу комок. Я оставлю память о Рексе в своих произведениях и сочинениях.Смерть его не пройдёт даром. Горько усмехнувшись, я всё же нашёл в себе силы сделать себе замечание:
- Почему ты взял с собой только гуталин?!..

0

4

Конкурсный рассказ "Персонажи в Отпуске". Важнейший этап в жизни Эмиральдо, несомненно добавляющий его биографию неоспоримо важными фактами. Теперь он не один.

Галерея Влюблённых.

Глава I. Интимные испытания. Часть первая.

-А сам-то?.. Насмешил. – раздалось по комнате звонким смехом. Я слегка смутился и поблагодарил Богов, что здесь приглушён свет и не видно моих покрасневших щёк. Каждый раз, когда мой взгляд касался её – он словно попадал в капкан. А ведь это только начало…
Её рука скользнула по стакану с вином и лёгким движением подняла его в воздух. Я тоже взял свой стакан и отпил пару глотков. Великолепный вкус! Не знал бы я, что означают эти красные шёлковые поля (Скатерть на столе по иному не назовёшь), бардовые обои на стенах и наши наряды – я бы непременно остался здесь жить. Тонкое красное платье моей собеседницы соскользнуло с её плеча, она его беспокойно поправила.
- Смотришь?..
- Не беспокойся, мне на глаза сполз колпак.
- Врун! У тебя нет колпака!
- Фантазия и немного вина творят чудеса!
Мы снова замолчали. Её глаза скользили по мне… впрочем, как и мои – по ней. Свеча мерно таяла, а вино в стаканах неумолимо кончалось.
- Чего замолчал?
- Смотрю на твою грудь и пытаюсь не порвать штаны.
- Правда? – она улыбнулась, и её руки скользнули к застёжке на платье, - тогда, может, показать тебе её?
- Не стоит, я за себя не ручаюсь!
- Ещё бы… - руки снова вернулись к стакану с вином, а я облегчённо выдохнул. Обстановка всё больше и больше располагала романтикой: красные розы в вазах тёмно-бардового цвета. Освещение чуть приглушилось, отчего особенности её тела, как рукой художника, вышли на передний план и стали слишком уж объёмными…
- С чего бы ему торопиться? – забеспокоился я.
- Заткнись хоть на секунду… - она зажмурила глаза, шёпотом отсчитала три числа и выпрыгнула из-за стола:
- Тридцать три!
- Тридцать пять, моя леди! – я тоже резко вскочил со стула, убираясь подальше от стола. Стол же, приподнявшись в воздух, сжался до размеров крысы, крутанулся пару раз и с громким хлопком исчез. Я ухмыльнулся:
- Пунктуален, как всегда!
В комнате раздалось ворчание, а после – бормотание. Я, поневоле, насторожился.
- Это всё ты виноват! – начала причитать моя партнёрша.
- Мы это уже проходили. Ты лучше следи, чтобы слепящий луч из декольте не выпал!
- Как-нибудь услежу! И почему в картину чёрного мага я попала именно с тобой?..
- Чёрт!.. – меня начала охватывать паника.
- Что ещё у тебя произошло?
- Я, нечаянно, у себя в штанах гипер-разрушитель-пространства запустил…

Глава II. С чего всё началось. Племянница Ханса.

В кружке чая треснул кусок сахара, и со дна выплыло множество разноразмерных пузырей. Я с подозрением обхватил кружку рукой и поднёс её к носу.
- Точно не отрава?..
- Дорогой Фесте, я бы никогда не предложил тебе отравы. – внимательно глядя на меня, ответил Ханс;
- Это чай. Индийский напиток. Он, вообще, горьковат, но я добавил туда кусок пшеничного сахара – тебе точно понравится. А уж как для здоровья полезен!..
- Поверю на слово.
Я отпил глоток, и горло наполнил сладкий вкус с каким-то то ли мятным, то ли горьким привкусом. Это было воистину что-то новое для меня, так что я с удовольствием проглотил жидкость. Горло приятно обдало жаром.
- Ты прав – великолепное пойло!
- Я знал, что ты оценишь. И не пойло – напиток. Между прочим, в Англии чаепития чуть ли не традиция! Я много чего не сделал. Сам знаешь, времени нет. Но, поверь, чаепитие – сложный ритуал! В Англии к нему накрывают на стол…
- К чёрту Англию. – поморщился я, - Ханс, сейчас лето. Я приехал к тебе отдохнуть, но у меня складывается ощущение, что у тебя ко мне есть какое-то дело.
- Не понимаю, о чём ты.
- Ты, когда врёшь, всегда грустно смотришь на мою грудь. (Данный факт часто использовался мной в пошлых анекдотах и вульгарных приколах над Хансом).
Ханс вздохнул. Кружка чая, которая стояла перед ним, так и не была использована по назначению. Он её даже не замечал. Посмотрев на меня своим фирменным пронзительным взглядом, он вздохнул:
- У меня для тебя есть одно очень важное дельце…
Он замолчал так же быстро, как и решил говорить. Его хмурый вид удручал и меня, так что я решил его немножко подбодрить:
- Ты же знаешь меня, Ханс! Если есть девушки и драки – я всегда готов идти на рожон!
Ханс ещё больше помрачнел. Неожиданно, он встал со стула и подошёл к окну.
- Знаю…
И всё. Пять минут я ещё надеялся услышать, что ему от меня надо, но он явно увидел в окне что-то более интересное. Когда моё терпение начало лопаться, он вдруг оживился. Глаза его наполнились волей, жизнью – его юношеским взглядом. Я сразу вспомнил все приключения, которые нам доводилось пройти; все беды, что падали на наши головы; всех девушек, которых мы по молодости совращали. Редко я вижу его глаза такими в последнее время. Когда его вынудили жениться, и он остановился в одном месте, из него словно пропала жизнь. Как я не заеду к нему – вижу безразличный, холодный взгляд, изредка отдающий какую-то искру, но слишком малую, чтобы зажечь огонь в сердце.
- А вот и она!
Я вопросительно на него посмотрел. Он поправил свой жакет, попросил меня встать и развёл руками. Когда он это сделал, в комнату вошла какая-то леди. Леди, скажем так, сразу меня сразила наповал. Таких форм я ещё не встречал; я понял сразу, как увидел её – думать рядом с ней чем-либо выше пояса я не смогу. Её лицо было чрезвычайно красивым, а на голове мастрились восхитительные чёрные волосы. Это было не миловидное лицо, как у какой-нибудь красавицы на балу у аристократов – это было лицо, соединяющее в себе и это качество, и явную вольность, мужественность (Иное определение её победоносному профилю дать просто невозможно). Я обомлел на месте, едва не разинув рта.
- Фесте, знакомься – Эвелина Штрау, моя родимая племянница! Лина – это мой дорогой друг Фесте Ривз. Когда-то давно мы с ним… - он прокашлялся в руку, - …работали вместе.
Эвелина отвесила реверанс. Я подобным прелестям был обучен абы как (Ровно в такой степени, чтобы это выглядело смешно, что в данной ситуации было неприемлимо), так что обошёлся простым поцелуем ручки. Лицо Ханса вдруг приняло серьёзный вид.
- Авельстрейм, отнеси вещи фройлян Штрау в её комнату. Я думаю, дорогая, что тебе следует отдохнуть. В твоих покоях тебя никто не побеспокоит, обещаю.
- Спасибо, Ёах.
Когда Лина вместе со слугой поднялись по лестнице и скрылись с виду, я захохотал.
- Ёах?.. Ёах?.. Ханс, скажи, что это шутка – она называет тебя Ёах!
- Она меня с детства так называет. Фесте, я хочу, чтоб ты знал. – резко, как в былые времена, он оказался рядом со мной, хотя нас разделяла добрая половина залы, и медленно, с растоновкой, начал говорить:
- Лина – дочь моей единственной сестры. Ты помнишь, как мы вызволяли её из лап охотников за рабами? – я кивнул, - Так знай же! Я не хочу, чтобы ты с ней флиртовал, пел при ней свои любимые песенки и портил её идеальную воспитанность! Лилиябет только-только оправилась от шока, что ей далось пережить, я не хочу её ничем разочаровывать.
Я кивнул. Понятно было, почему Ханс так серьёзно относился к этой Эвелине – всё, что касалось его сестры (Единственной его живой родственницы) имело, независимо от ситуации, самый серьёзный характер. Те работорговцы были истинным воплощением распутья и прелюбодейства. О том, что они делали со своими рабынями, подумать было страшно.
- Я и не собирался ничего такого делать.
- Твой фасон штанов явно выдаёт в тебе лжеца. – я обильно покраснел, отведя взгляд, - Но я тебе верю. А теперь поговорим о деле, которое я хотел с тобой обсудить. Кхм… Чай остыл… Авельстейм! Согрей две чашечки чая, в одну положи кусочек сахара! А это вылью собакам…
Когда нам принесли ещё один чайный сервис, Ханс приступил к разговору.
- Это не касается твоей обычной работы. Хотя я и собираюсь тебе платить деньги… Считай это дружеской выручкой. Ни о каком найме не идёт и речи.
- Конкретнее можно?
- Ну… - Ханс с довольным мычанием отпил из своей кружки, - я хотел бы, чтобы ты позанимался с Эвелиной танцами этим летом.
Я оторопел. Красавица Лина, против воли её богатого дядюшки, вызывала во мне те чувства, из-за которых я мог лишиться головы (В лучшем случае…). Заниматься с ней чем-либо и не нарушать наказа Ханса – две совершенно не совместимые вещи. Я себя знал хорошо и в себе не сомневался.
- Но Ханс… У меня было другое представление о том, чем я буду тут заниматься!
- Да-да, знаю-знаю. Ты хотел бы повкушать осёдлой жизни пару месяцев и вернуться к своим странствиям. Но это очень срочно. Лилиябет содержится на моих капиталах, так что она не нанимает никаких учителей, чтобы работать с Эвелиной. Я пытался найти учителя танцев в нашем городе… Но нашёл только в соседнем. А он может приехать только через две недели! А через неделю… - Ханс осёкся.
- Через неделю – что?
- Ну… Через неделю бал у юного короля. Как ты знаешь, он вдов… и…кхм…
Я всё понял и без слов. Из разгильдяя и проходимца, каким я с радостью его вспоминал, он превратился в пафосного хитро-смелого аристократа. Тот награбленный капитал, что он скопил во время наших странствий, сейчас служил ему неплохую службу. Впрочем, решил я, он имеет на это право.
- Я всё понимаю. Ты бы хотел, чтобы твоя племяшка произвела на юного короля неизгладимое впечатление?
- Ты не представляешь, скольких сил мне стоило достать приглашения на этот бал. – его лицо скривилось, - Даже выслушивать монолог учёного Штольца при королевском дворе.
Я сочувственно кивнул. Да, он определённо этого достоин… Мне бы терпения не хватило – точно вам говорю.
- Ты лучший танцор из всех, с кем мне доводилось встречаться! – он по-дружески похлопал меня по плечу, - Большего мастера, чем ты, я бы никогда не смог найти.
- Бывший шут – вертись как хочешь… А я думал, окончилась моя придворная жизнь… - к счастью, Ханс не расслышал моё бормотание, увлечённо погружаясь в свои мысли. Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться с его предложением.

В зале для танцев, как его окрестил Авельстрейм – «Танцевальня её носочества», было просторно. У одной из стен – зеркала с балетными станками, у другой – ниша для оркестра. Остальные две стены не представляли для нас никакого интереса. Они стояли только лишь для того, чтобы сюда не залетали мухи.
Лина была одета в свой танцевальный наряд, за что я почти перестал верить в Бога и справедливость. Пришлось надевать рубаху с длинным подолом. Ханс был прав – этот фасон штанов мне определённо мешал жить.
Пытаясь справиться с непослушными штанами, я совсем забыл сказать оркестру, что играть. Те стояли уже пять минут и мрачно на меня смотрели. Когда я превозмог своё мужское начало, я отдал команду – «Бальную музыку!». Музыка заструилась голосом симфонического оркестра, и я начал обучать юную фрёйлин азам танцевального искусства. Её движения были весьма неуклюжи, так что мне приходилось (А это было очень, очень нелегко!) подходить к ней и помогать ей делать то или иное движение. К счастью, она так сосредоточенно пыталась выполнять мои инструкции (Стоя спиной к зеркалу – это очень важно!), что не замечала мой пунцовый цвет лица.
- У меня получается?..
- Ножку нежнее…Раз-два-три!.. Раз-два-три!.. Уй-ёй! – я ухватился за ногу и принялся прыгать по залу. Оркестр перестал играть, хмуро выслушивая мои стоны. Нога этой Лизы была недурственно тяжела. Впредь, я пообещал себе не делать таких простодушных па, пытаясь обучить им её. На моё удивление, она рассмеялась.
- Да вы забавный, Фэсте фон Меркель!
- Никаких «фон», моя госпожа. Я по рождению – англичанин. Не будем отвлекаться, нас ждёт ещё практика в середине зала.
- Ой…Без станка я не справлюсь!
- Я вас поведу, моя госпожа. – она мне улыбнулась. Чёрт, её улыбка оказалась чудодейственнее того, что находилось немногим ниже. Меня проняла дрожь от пят до затылка, и я резво вышел в середину зала под вновь полившуюся музыку. Как же я буду держать её за талию? За руку? Я всеми силами старался не вспотеть.
К счастью (Или к несчастью?), обошлось без покраснений кожи лица и без потовыделений. Она так отвратительно исполняла то, чему я её учил у станка, что мои ноги к концу занятия полностью вымели из моей головы все похабные мыслишки на счёт её. Самым тяжёлым оказалось не держать себя в руках, а терпеть боль. И я лишь тяжело вздохнул – впереди ещё столько занятий!
Оркестр вышел через заднюю дверь, разбирая свои инструменты. Лина, вытершись полотенцем, вышла через парадную дверь и, видно, пошла к отцу констатировать факт неудачи. Я же начинал понимать, что при всей моей находчивости, обучить это танцевать бальные танцы за неделю – самое невозможное из всех невозможных дел на свете. Пригладив волосы рукой и смахнув с себя учительский пафос, я побрёл за музыкантами. Встречаться с Хансом не хотелось, тем паче, что я понятия не имел, как он отреагирует на неудачу на первом занятии. Негативной реакции я бы хотел избежать.
Музыканты переодевались в специальной комнате. Стены и потолок у неё были цветом слоновой кости (Не самый любимый мой цвет), а пол представлял собой деревянный настил, на котором стелился большой ковёр, на котором я, с удивлением, не обнаружил никаких узоров. Просто белый ковёр. Впервые я такой встретил.
Меня начало поташнивать от цветовой композиции, которую выбрал архитектор этого здания, но я превозмог отвращение и подошёл к дирижёру. Им оказался старенький человек с лысиной посреди головы. Его смоляно-чёрные волосы были уложены сзади и по бокам. Он единственный, кто здесь не переодевался, а смотрел на меня с долей укора, гордо подняв свой длинный нос.
- Что скажите?.. – ненавязчиво спросил я его. Он прокашлялся.
- Отвратительно. Если нам придётся смотреть на это больше месяца, мне придётся менять многих музыкантов – они убегут от такого зрелища.
- Не беспокойтесь, герр?..
- Краульц.
- Герр Краульц. Это продлится всего неделю.
Дирижёр оторопел. Его взгляд озадачился, и он пригласил движением руки пройтись с ним. Мы вышли из комнаты и оказались в небольшом садике: по бокам нас окружали декорированные кусты, под которым росли различные цветы с длинными стеблями. Дорожка, вымощенная белым камнем, проходила небольшими зигзагами между зелёными дельфинами, веточными людьми, подстриженными каретами и прочими гениальными творениями местного садовника. В середину сада вела большая дорога, мощённая твёрдым камнем, которая отличалась виноградным цветом и большой шириной. Здесь было припарковано несколько карет для музыкантов. Сюда они приезжали и отсюда же уезжали. Мой компаньон вытащил папиросу и трубку, продвигаясь вглубь сада.
- За неделю выучить человека танцам – недостижимая цель. Я сам танцую. И потратил на это я, по меньшей мере, десять лет. Ваши надежды мне непонятны…
- Я обучаю танцам племянницу моего хорошего друга, я не имею права на неудачу. В Вашем взгляде там, на занятиях, я увидел взгляд человека, который действительно разбирается в танцах. Вы очень скромный человек, герр Краульц, раз так просто говорите о своих умениях танцевать.
- Вы ещё не видели даже…
- Мой глаз намётан на подобные вещи. Не вы ли тот Краульц, что ещё два года назад танцевал на «Бальной дуэли», что в Гамбурге?
Он остановился.
- Но как вы?..
- Я был там. И я был свидетелем ваших танцев. Признаюсь, когда я увидел Вас, дирижирующим на моих уроках, я сразу подумал о том, чтобы просить Вас о помощи…
- Об этом не может идти и речи! – он нахмурился, засовывая папиросу с трубкой обратно в карман, - Как видите, у меня другая работа. С танцами я покончил навсегда. Тридцать лет я учил танцевать детей королей и чиновников – я сыт этим по горло! «Бальная дуэль», которую проводил этот идиот Вильгельм, была последней каплей чаши моего терпения!
- Не потому ли Вы злитесь, что на той дуэли победу одержал сын Вильгельма?
- Подтасовка голосования! – Краульц чуть не переходил на крик; у его глаз выступили морщины, а ноздри широко раскрылись, - Этот недотёпа совершал ошибку в каждом движении! Его танцы были заученными, в них не было ни капли вдохновения, творчества! Многие судьи были мне знакомыми; они недоумевали над результатом, потому что голосовали за меня! Но главное, что меня оскорбило тогда – Вильгельм второй был моим учеником. Но он не использовал ни одного приёма, которым я его учил. Ни единого. Характер, который ему достался от отца, зарыл его талант в землю!
Я лишь, молча, кивал, выслушивая крик души этого гения танцев. Ханс сделал мне большую лесть, когда сказал, что лучшего учителя танцев, чем я, ему не найти. Я хорошо танцевал, но обучать других этому совсем не умел. Поэтому, я решил схитрить. Когда Краульц закончил свою речь, я подошёл к нему ближе.
- Через неделю король Генрих устраивает бал у себя во дворце. Вы, должно быть, знаете, что у Вильхельма, помимо сына, есть ещё и дочь. Он имеет явные намерения выдать её замуж за короля. – без тени стеснения соврал я. Я знал о Вильгельме лишь то немногое, что о нём рассказывали на «Бальной дуэли». О сыне, дочери, жене и прочих его родственниках. Не смотря на это, мои слова достигли желаемого результата:
- Этот скудоум в родственники к королю наметился?! Это недопустимо! Я не могу даже представить себе, что нашего короля будут звать Вильгельм третий, и что он будет делать под гнётом советов своего деда!
Я улыбнулся. Вообще, этот финт ушами далеко не всегда срабатывает. Творческие личности – натуры неординарные, предсказать их действия иногда попросту невозможно. В один день он попомнит своего соперника недобрыми словами, в другой – махнёт на все дела рукой и пойдёт пить чай. Эти люди ведомы настроением.
Взяв обстоятельства в свои руки, я продолжил намекать:
- И вы можете позволить ему пойти на этот бал победителем? Несмотря на ваши слова, Вильгельм второй очень даже неплохо выступил на той дуэли. Я уверен, что дочь его столь же талантлива. Я думаю, у неё не будет достойных соперниц на том балу…
Краульц подошёл ко мне вплотную. Его взгляд выражал истинный гнев.
- Вы отвратительный учитель. Я не могу смотреть, как вы гробите эту юную фрёйлин. Я заменю Вас на вашей работе, а взамен вы найдёте моим ребятам нового дирижёра, не хуже меня.
- Боюсь, найти дирижёра лучше Вас я не смогу. Но достойного!..

Солнце светило в зените, когда я пришёл на последний урок танцев перед балом. Краульц сделал чудо – всего за пятнадцать минут первого разговора он выторговал у Ханса такую сумму денег, что удивительно, как последнего не хватил сердечный приступ. Время занятий он так же увеличил в три раза. Моё сердце сжималось каждый раз, когда я представлял себе, сколько всего выносит в день юная Лина.
Я же в это время наслаждался осёдлой жизнью. После моих путешествий мне казались Божественным даром пуховые постели Ханса, а его еда так и вовсе повергала меня в летаргический сон. Бесконечные сады, арки, разные архитектурные премудрости я рассматривать мог бесконечно. Конечно, я понимал, что всё это мне скоро надоест, как приелось это Хансу, но сейчас я ничего не мог с собой поделать. Писал стихи, гулял по поместью, играл песни, в обед болтал с Хансом о былом, а после посещал занятия Краульца. Он был строгий учитель, и талант его оказался мне просто неведом: он в считанные часы заставлял Лину делать шаги, которые другие делают годами. Племянница Ханса же полностью изнурялась занятиями, и после них безвылазно сидела в своих покоях. Сегодня она могла вздохнуть спокойно – Краульц собирался дать ей вольную. Он тоже понимал, что лучшего за неделю достичь нельзя, а если её изнурить до изнеможения, то на балу она будет больше похожа на желе.
Когда я прошёл в комнату, вслушиваясь в льющуюся музыку оркестра с новым дирижёром, Лина как раз стояла у балетного станка, слушая Краульца.
- … так что можешь сегодня отдохнуть. Можешь сказать своему дяде, что лучше тебя на том балу танцевать никто не будет.
Скорее с облегчением, чем с радостью, Лина быстро покинула зал, а я подошёл к Краульцу. Пора было раскрыть перед ним правду. Я не хотел этого делать, но он всё равно узнал бы, явись он на бал. Придётся ему испортить его солнечное настроение.
- Герр Краульц, я хочу вам сказать…
- Не стоит, Фесте. Я знаю, что она танцует хуже, чем дочь Вильгельма. В отличие от
Эвелины, ту я обучал два года, а не одну неделю. Но ты не представляешь, как нам повезло! Намедни, Люсильда заболела этой новой болезнью… как же её называли… Что-то вроде hyppos, слово точно от латыни…
- Гриппом?
- Им самым! Так что я не соврал ей, когда сказал, что она станцует лучше всех!
- Вы уверены?
- Я помню всех своих учеников и учениц поимённо, милорд. Все фрейлине, которых я обучал, сейчас требуют к себе обращение «Фрау».
- Вот как? – я ухмыльнулся, - А вдовы?
- Я часто интересуюсь их жизнью. Они мне как родные дети! Поверь, на балу будет только одна фрёйлиня, которую обучал я.
Я пожал руку лучезарному учителю и вышел из комнаты. Зачем портить такое настроение, когда правда всё равно не раскроется в ближайшее время? Тем паче, что я был искренне рад за него.
Заглянув в комнату Ханса, я ожидал увидеть его радостным. Вопреки этим ожиданиям, тот выглядел весьма хмуро.
- Ханс, я думал, стоит радоваться, что твоя племяшка хорошо выступит на королевском балу?
- Она не выступит.
Я слегка удивился.
- Э-э-э?..
Ханс встал с кресла и подошёл к окну (Видно, его любимая реакция на меня).
- Знаешь, Фесте, не стоит задумывать дел с человеком, если оставляешь его дезинформированным.
Я, откровенно говоря, осел прямо на пол.
- Ты не предупредил Эвелину, что она будет совращать короля?..
- Ну… понимаешь… я думал, она обрадуется. Что-то вроде сюрприза ей сделал…
Он замолчал.
- А она?
- А она закатила мне скандал, разбила мой любимый чайный сервис и убежала в свою комнату. Даже и не знаю, что с ней делать…
- А как она согласилась выносить эти жуткие уроки танцев?..
- Ну… Я попросил Лилиябет, чтобы она уговорила её… Я мерзавец, Фесте?
- Ты всегда был мерзавцем, Ханс. Поверь мне на слово, это лучшее качество в тебе.
Он приуныл. Я сам не ожидал от него такого поступка. Он никогда не отличался таким качеством, как навязывание своей воли. Видно, жизнь в роскоши стёрло в его душе всё то хорошее, что он накопил за жизнь разбойника-террориста. Ещё больше меня поразила Лина. До этого я считал, что она вообще не способна на что-либо, вроде скандала. Мирная, спокойная, она всегда обходила споры элегантно, даже Краульца повергая в какое-то романтическое настроение. Но, видно, желание дяди сделать её женой какого-то левого короля это качество в ней приубило.
- Пойду, поговорю с ней.
Ханс сначала подозрительно косился в мою сторону, но его печаль победила его беспокойство за целомудренность племянницы, так что он просто кивнул мне. Я поднялся к покоям Эвелины. У двери стоял Авельстрейм, и беспокойно топтался.
- Авельстрейм, что вы здесь делаете?
- Фройлян Штрау… видите ли…
- Вы что-то хотите мне сказать? Так говорите же, не мямлите!
Он почесал свою шею, обеспокоенно глядя в мои глаза. Весьма фамильярный жест для слуги. Впрочем, я сам был тут чуть ли не слугой, да и Авельстрейма знал хорошо, что он меня не стеснялся. Это был примечательный человек: его бледноватая кожа была осторожной рукой скульптора выбита на идеальном черепе. Мужественные скулы, отсутствие морщин (А ведь ему было уже за тридцать!), мудрый взгляд. В нём было что-то завораживающее; даже Ханс это заметил. Как он сам говорил, именно это и выделило Авельстрейма из ряда его конкурентов.
- Видите ли, - продолжил говорить он, - фройлян Штрау сейчас вбежала в комнату, громко плача. Её крики разбудили Дикого с Косым, а они так залаяли, что, боюсь, сейчас переполошено всё поместье!..
Я недоумевал. Я часто гулял по поместью, но кроме Авельстрейма и пары гувернанток я никого не встречал. Про Дикого с Косым я тоже понял мало – собак в доме я тоже не видел. Как могло располошиться это королевство лилипутов, я просто не мог понять. Однако я промолчал, так как он продолжал беспокойно говорить:
- … а сейчас – вы сами прислушайтесь!
Я прислушался. Но ничего не услышал. Даже собак.
- Тишина, Авельстрейм. Словно в моих ушах не только моя сера, но и твоя.
И тут до меня дошло. Деревянная дверь навряд ли могла приглушить громкий плач расстроенной девицы. Тишина была нелогичной. Уже, с большим беспокойством, я посмотрел на закрытую дверь.
- Она заперлась, милорд.
- Выбивать, Авельстрейм. Однозначно, выбивать.
Отойдя от двери пару шагов, мы оба, резко стартовав, полетели на дверь, выставив плечи. Та не поддалась, лишь добавила нашим плечам пару лишних синяков. Я выругался, Авельстрейм оказался более воспитанным, хотя тоже потирал ушибленное плечо. Нехилую древесину заказывает Ханс для своих дверей! Любая дверь в таверне разлетелась бы на щепки от такой атаки! Но эта осталась неприступной. Даже узор, выполненный отдельными материалами, не пострадал. Однако, грохот привлёк Ханса. Поднявшись к нам, он грязно выругался на меня.
- ...ый Фесте, какого хрена ты делаешь?! Ты сказал, что просто поговоришь с ней, зачем ломать её дверь? Не хочет выходить, так пусть…
Я остановил его. Для наглядного примера, постучал свободной рукой в дверь. Никакого ответа. Ханс начал понимать, к чему я клоню, но на всякий случай громко позвал Лину. Ноль эффекта. В коридоре царила всё та же тишина.
- Лина, я не шучу! Если ты так сердишься, хотя бы обзови Авельстрейма болванчиком!.. – издевательским тоном крикнул я в сторону двери.
- Я принесу ключи… - уже менее грозно произнёс Ханс, в пару шагов перепрыгнув многоярусную лестницу. Его скорость не угасала даже под гнётом роскоши.
- Она могла убежать из комнаты сама. Авельстрейм, попроси кого встретишь, чтобы посмотрели её во дворе.
Он кивнул и лёгким бегом ринулся в другую сторону. Я же остался у двери, монотонно стуча в неё на случай, если Лина не отвечала из вредности. Такой стук кого хочешь сведёт с ума.
Через минуту ко мне уже подбегал Ханс с ключами. В открывшейся двери перед нами предстала мрачная картина: разбросанные вещи, открытое окно, гора аккуратно сложенной косметики у большого зеркала (Это уже конкретно для меня). Ханс бросился к окну и чуть ли не выпал из него, выглянув на добрых полтела. Громко прокричав имя своей племянницы, он резко ввалился обратно.
- Сыщика сюда! Ты! – меня аж до дрожи пронял его голос, - Что ты с ней сделал?! Я тебя предупреждал, я говорил тебе!..
- Эй, кумарёк, о чём речь? Причём тут я?
Закрыв глаза, он, всё же, успокоился.
- Прости…Просто Лина… Мы должны немедленно её найти! Что я скажу Лилиябет?..
- Успокойся, Ханс. После вашего разговора я не удивлюсь, если она просто сбежала! Я бы тоже сбежал, если б ты додумался выдавать замуж за короля меня.
Ханс начал нервно ходить по комнате. Через некоторое время он остановился и громко позвал:
- Авельстрейм!
- Не докричишься. Я уже сказал ему, чтобы он и слуги искали её в округе…
- О, я вижу, ты тут хорошо прижился, раз командуешь моими слугами!
Точно в точку. Меня бичом совести ударил стыд, так что я не смог даже ответить ему. Но, взяв себя в руки, я серьёзно посмотрел ему в глаза.
- По-твоему, я поступил неразумно?
Ханс не ответил, всё ещё продолжая патрулировать комнату. Я решил осмотреть её. Бархатные ковры на стенах с нежным переливанием розового и фиолетового цветов, обои были мягкого красного оттенка. Пол был так же устлан большим ковром, занимающим почти всю комнату. На нём узорчатым телом извивался азиатский дракон с длинными усами и телом. Зелёные и багровые тона, которыми был выполнен узор, плохо сочетались с общим дизайном комнаты, но при этом создавали какую-то особую атмосферу вместе с идеально приставленным к ковру зелёно-багровым комодом. Кровать стояла напротив маршрута Ханса, была окрашена в, в поддержку обоям: в фиолетовый цвет; а постель, не заправленная кстати, была приятно розового. Фиолетовый шкаф стоял у одной из стен комнаты, был настежь раскрыт, а всё, что могло быть аккуратно сложенным в нём, сейчас валялось по всей комнате. Несмотря на этот бардак, комната истинной леди угадывалась здесь без всяких сомнений. Я ухмыльнулся: «Хитрый Ханс! Ещё пару лет назад ты говорил о таком виде комнат: «Здесь живут птицы не нашего полёта.», а сейчас поселил в такой свою любимую племяшку. Не для того ли, чтобы так же думали все, похожие на тебя?».
Ханс остановился. Он явно пришёл к какому-то выводу у себя в голове, потому что быстрым шагом вышел из комнаты. Я решил проследовать за ним.
- Ханс! Погоди, куда тебя несёт?
- Я решил, Фесте. Наймём сыщика, это единственно верное решение.
- А вдруг она просто убежала из-под твоего ига? Будет неудобно перед уважаемым сыщиком…
Ханс резко обернулся в мою сторону.
- А если нет, черт тебя дери? А вдруг её похитили разбойники? А, может, украли мои конкуренты? Или… - его лицо побледнело, глаза с ужасом уставились поверх моей головы, - …нет, об этом даже думать не буду. Авельстрейм!
На моё удивление, последний мгновенно появился у нас перед носом, чеканя на ходу:
- Мы обыскали всё вокруг, фрёйлян Штрау нигде нет.
- Приготовь мне карету, верный слуга. Я направляюсь в розыскную контору. Немедля!
Как быстро Авельстрейм появился, так же быстро он и исчез, получив новое указание. Его безукоризненная преданность Хансу временами меня пугала. Остановив рукой уже начавшего было спускаться с лестницы Ханса, я задал ему вопрос:
- Давно хотел спросить: сколько у тебя в доме слуг?
- Тридцать три человека, если они тайно не пристраивали здесь свои семьи. А что?..

0

5

Глава 3. Наука и Магия.
День клонился к вечеру, когда в загород, наконец-то, явился сыщик. Ханс изловчился найти самого умного частного детектива (С самым большим послужным списком) в исхудалом городишке, что находился рядом. Мы сидели в зале для гостей и пили чай. Ханс выглядел более спокойным, чем ещё днём, однако следы переполнившего его адреналина угадывались легко: его руки тряслись, а взгляд был полностью опустошённый. Он даже не встал, когда в зал вошёл долгожданный гость. Точнее гостья.
Джордан Прайс, вопреки моим ожиданиям, была девушкой. Более того, той девушкой, породу которых я обходил десятой стороной: мужеподобная дива с железным характером. Она отцокала каблуками по полу в нашу сторону и слегка приклонила голову.
- Джордан Прайс к вашим услугам, гер Штрау.
- Англичанка?.. – задал вопрос Ханс, на который он уже давненько знал ответ. Анкета Джордан пришла к нам гораздо раньше её самой.
- Я принадлежу английской семье, однако живём мы в Германии уже много поколений. Ваш слуга рассказал мне о деле. Я думаю, стоит перейти сразу к делу. Покажите комнату пропавшей.
Именно этого я и боялся. Такой тип девушек сразу хватает кота за хвост и вытирает об него свои ноги. Я даже поёжился в кресле; а Хансу хоть бы хны. Он спокойно догубил чай и медленно ответил:
- Что же, вы не выпьете с нами чая?.. Ах, извините, я в последнее время сам не свой. Пройдёмте.
Я остался сидеть в кресле, проводив мрачным взглядом новоявленную гостью. Я искренне надеялся, что сила её характера прямо пропорциональна силе её индукции, и мне не придётся участвовать с ней в поисках Лины. В комнату вошёл Авельстрейм.
- Я думал, вы подниметесь с ними, милорд.
- Лучше иногда прищемить себе хвост самому, чем ждать, пока это сделают другие…
- Простите?..
- Ничего-ничего, мысли вслух. Ты что-то хотел сказать?
Авельстрейм вздохнул. Его волосы цвета свежесрубленного сена, типичного цвета для арийцев, были не расчёсаны. А за ним подобное наблюдалось редко.
- К нам пришёл гер Штольц. Он просил аудиенции…
- Ханс сейчас занят, сам знаешь. Гони прочь.
Он вздохнул ещё раз.
- Если бы всё было так просто, я бы так сделал сразу. Но он просил аудиенции у вас.
Я нахмурился.
- Что это значит – у меня? О том, что я здесь, знает только Ханс. О чём это я! О том, что я до сих пор существую, знает только он!..
- Он сказал, что был восхищён отзывами своего друга Краульца о неком Фестиане Ривзе. А на случай, если вы откажетесь, он сказал, что знает секрет вашего истинного имени.
Я оторопел. В последнее время мне начало казаться, что прохожие уже должны окрикивать меня никак иначе, как «Эмиральдо». Каждый вшивый учёный знал о моём секрете. Тяжело вздохнув, я промычал:
- Что за отпуск? Проблемы сыплются дождём, не успеешь к ним привыкнуть. Зови его сюда и неси чаю. Раз этот учёный принадлежит королевскому двору, он наверняка знает об этом страннейшем напитке…

Штольц был высоким немцем чисто аристократической наружности. Он уже довольно давно находился на службе у самого короля как-там-его, так что в светских кругах он был весьма популярной особой. Примечательным в нём было всё, что только может быть: начиная с внешности и заканчивая биографией. Он проводил десятки конференций в месяц, участвовал во всех сколько-нибудь научных движениях в государстве, занимался различными науками и, даже, интересовался искусством. И, при всём при этом, он был чудовищно, невыносимо занудлив. Я бы предпочёл разговаривать со своими тапками, чем с этим человеком.
Однако, - о, ужас! – он уже сидел передо мною. На кресле, в котором обычно восседал Ханс. А всё дело в моём жгучем любопытстве, которое сжигает меня каждый раз, когда задница чувствует интересную историю на свою судьбу. Я решил не проявлять к нему явных антипатий и предложил выпить чаю.
- Весьма любезно с вашей стороны! – тут же отреагировал Штольц, наливая себе в стакан напиток из забавного горшочка с носиком. Обычно этим занимается Авельстрейм, но мне ужасно не хотелось беспокоить его по пустякам.
- Вы знаете, очень редко можно встретить такой хорошей встречи! Обычно, меня встречают с кипой разнообразных бумаг, и общаюсь я обычно именно с ними. Но живое общение!..
Я мрачно смотрел на него. Нехорошие мысли начинали снедать меня, что этого чудика я буду вынужден слушать целую вечность. Целую вечность про негостеприимных дворян и их бумаги. Я не мог себе позволить такой роскоши, поэтому прервал его:
- Извините, но вы пришли ко мне с какой-то определённой целью?
Он осёкся, однако не стал заикаться, переспрашивать или ещё что-то такое делать, что делают обычно люди, наивно полагающие свой рассказ интересным. Вместо этого он, улыбаясь, кивнул мне и сменил тему:
- Вы совершенно правы. Правы в том, что пришёл я именно к вам, а не к Хансу Штрау, что владеет этим поместьем. Меня интересует Фесте Меркель, и никто другой!
Меня пробрал холодок. «Откуда, чёрт возьми, он знает мою фамилию?!» - пролетело в моей голове, однако я поборол все порывы задавать вопросы, решив, что это неуместно в нынешней обстановке. Я потратил все силы, чтобы сохранить самообладание, и попробовал его поправить:
- Вы, должно быть, ошиблись. Меня зовут Фестиан Ривз. Моего отца тоже называли Ривз. Вы не поверите, но даже моя покойная мама, земля ей пухом, владела фамилией Франкен, а далеко не Меркель.
- Ах, извините меня, я совсем напутал! – хитро подмигнув мне, ответил он, - Прошу прощения, мистер Ривз. Так вы, стало быть, родом из Англии?
- Да, приехал к родственникам на отдых, но остановился у своего друга.
Он меня сильно насторожил. Дело не в моей врождённой застенчивости или нелюбви к профессии отца. Моя фамилия – признак, по которому меня могут разыскать англичане. Беглых слуг ждёт только одна судьба, будь они найдены. И этой судьбы я никогда не вожделел. Поэтому все, кроме Ханса и его сестры, знали меня как Фестиана Ривза. Я чрезвычайно заинтересовался в этом разговоре и в этом человеке.
- Я посмею просить вас, - неожиданно заговорил последний, - поговорить в другом месте. Тет-а-тет. Я не хотел бы, чтобы Авельстрейм или гер Штрау помешали нам.
«О, это не единственные люди, которые могут нам помешать!» - подумал я про себя, вспомнив только что приехавшую Джордан Прайс, но вслух лишь сказал: «Идёмте со мной», после чего мы покинули гостиный зал.
Мы пошли по знакомому мне пути, через боковой коридор, ведущий в актовый зал. Штольц постоянно озирался по дороге, но молчал. Миновав столовую, в которой уже царила тишина, мы вышли в вестибюль, откуда через большую деревянную дверь попали прямо в актовый зал, где ещё вчера занималась пропавшая Эвелина Штрау. Теперь же в нём было тише, чем в гробу. Оркестровая ниша пустовала, а балетные станки отдыхали от назойливого шума вместе с завешанными коврами зеркалами. Пройдя напрямик в раздевалку для оркестра, я на миг остановился, так как остановился Штольц.
- Что-то не так?
- Нет-нет, показалось… идёмте дальше.
Пожав плечами, мы вышли из комнатушки в знакомый мне сад. Вечером он был особо красив, так как на кустарных фигурах гуляли причудливые тени, отбрасываемые немногочисленными фонарями. Мы шли мимо застывших историй, вдоль искусно выстроенных заборчиков, увитых плющом. Мы шли ровно до того момента, пока не пришли в цель нашего пути. Небольшой скверик, выполненный в популярном сейчас стиле: сделанный из примечательного серого камня, он стоял на четырёх колоннах, вокруг которых вились каменные лианы; на треугольной крыше, украшенной спереди и сзади орнаментом, мрачно восседали четыре горгульи, опуская на нас свои безразличные взгляды; колонны удерживали странные человекоподобные девушки с рыбьими хвостами, которые представляли собой первую из трёх ступеньку; внутри строения, удерживая левой рукой каменную скамейку, стояла статуя одного из бывших королей Германии. Он был одет в банальные королевские наряды (Хотя и серого цвета, ведь вся статуя была сделана из камня), держал в левой руке медные мощи и как-то слишком весело улыбался. Я всегда с удовольствием вглядывался в его лицо с козлиной бородкой, поражаясь таланту скульптора, а любой разговор под его радостным взглядом приобретал для меня ироничный оттенок. Присев на скамейке, мы оба глубоко вдохнули вечерний воздух.
- Действительно, замечательное место! – восхитился Штольц, - вы, должно быть, часто здесь бываете? Даже чуточки пыли не видно…
- Да, я частенько сюда заглядываю. Красивые здесь виды. Воздух свежий, всё такое.
- Воздух – это да. Не то, что городской - тот провонял лошадиным дерьмом и бесконечными мерзкими духами полоумных девиц. Как вы думаете?
- Не знаю. Я пока не бывал нигде за пределами этого особняка.
Он достал трубку с табаком. Я отказался, когда он мне предложил закурить, но про себя подметил ещё одну особенность – этот человек любит прикладываться к трубке. Совершив именно это действие, он смачно выдохнул столп дыма.
- Люблю вечернее небо…
- Разве вы пришли сюда не поговорить о деле? Тет-а-тет, вы помните?
- Нет, что вы. Я сюда пришёл вовсе не только за этим! Если бы я напрашивался на деловой разговор, я бы подобающе нарядился.
- А разве вы не… - тут я осёкся. Действительно, он был сейчас одет явно не для серьёзных разговоров о политике: серые замшелые штаны, потрепанная вязаная кофта, рукава которой закатаны до локтей, серые невзрачные туфли и коричневый, потрескавшийся ремень. «Чёрт тебя дери, Эмиральдо!» - клял я себя. Если бы я не был так взволнован свалившимися событиями, я бы заметил одежду Штольца и ни за что не согласился бы на встречу. Сослался бы на неотложные дела, рождение ребёнка или подготовку к Апокалипсису. Но сделанного не воротишь – я уже слишком далеко зашёл. Да и беспокоило меня то, что он многовато обо мне знает.
- Нет, я пришёл сюда просто поговорить. Тет-а-тет, я помню.
Он улыбнулся, выдохнув ещё струю жаркого дыма. Моя голова уже окончательно прояснилась на вечерней прохладе, так что я теперь мыслил свежо и быстро.
- Ладно, я больше не могу сдерживаться. Откуда вы знаете о моей настоящей фамилии?
- О, я много чего знаю. Вы же не думаете, что это единственный известный мне секрет о вас?
Я лишь, ошеломлённый, глядел на него.
- Если вы думаете, что переданные вашим слугой слова касаются только моих знаний о вашей фамилии, вы глубоко ошибаетесь. Ни он, ни я не оговорились. Я действительно знаю ваше истинное имя, Эмиральдо.
Меня обдало холодом. Голова немного закружилась, но я быстро привёл всё в норму.
- Откуда вы?..
- О, это долгая история. Возможно, за сегодня я не успею всего рассказать… но вы не заскучаете, поверьте! Так, с чего бы начать? М-м-м… Началось всё так:

“Когда я родился, все леса Южнобережья пропели печальную песнь. Когда рождается горный король – скалы вторят хору благородного народа; когда рождается лесной король – кроны деревьев пылают золотым огнём; шторма и ураганы буйствуют при рождении морского короля. Мне было суждено стать королём чудаков.
Я помню синее море, гуляющее под рокотом буйного ветра. Чахлый лес, сгибающийся под его ударами. И холм, на котором зиждилась наша деревенька. Серые шатлые дома, сооружённые из первого попавшегося под руку, могут запросто обмануть тебя, дружище. «Это держится на соплях!» - скажешь ты. Нет, это держится на любви.
Моё детство прошло в этом скудном пейзаже. Кто говорит, что природа благосклонна, явно не бывал в наших краях. Там природа буйствовала день ото дня, не давая проходу ни единой жизни. Страшные шторма, бесконечные мощные ветра и лютые морозы. Даже трава прислонялось как можно ближе к земле, чтобы избежать всего этого кошмара. А люди остались здесь. Поэтому мои земляки считались суровым, несгибаемым народом.
Моряки, приезжающие к нам для продажи товаров, окрестили деревеньку «Виктория» за своеобразную непобедимость живущих в ней людей. Нет-нет, название у деревни было с основания. Только люди не любили говорить о нём никому. А если и говорили – те обычно смеялись, хлопая рассказчика по плечу. «Гнилище» - так назвали деревню первые поселенцы. Вот такой вот скверный юморок.
В те времена для нас, мальчишек, эти исхудалые деревьица казались могучими сказочными исполинами, а необъятное море сулило тысячи разных приключений. Местная шпана игралась между тем и тем, то в роли благородных рыцарей, коих у нас вообще не было, то ли в роли свирепых пиратов. Вот как раз их бесновалось рядом с деревушкой как небитых куропаток. Постоянно лазили к ним самые храбрые мужики. Не сказать, чтобы безуспешно.
Я был огорожен от всех этих событий. И от игр, и от интересных историй. Я родился намного раньше, чем нужно; чудо, что я тогда вообще выжил. Моё полумёртвоё тело, как рассказывала мне мама, готово было отдать душу Безымянному. Но я остался жив, хотя всё своё детство провёл под интенсивным лечением местных целителей. Это сейчас мы знаем о траволечении, о магическом лечении и всяких водных лечебных процедурах. Тогда со всеми болячками боролись отваром из подорожника.
Мне повезло родиться в семье губернатора, хотя и весьма бедного. Из своего безнадёжного положения я, таки, вылез. Встал на ноги, пошёл на улицу. Отношения с людьми не клеились у меня с самого начала. Из-за моего увлечения молниями меня прозвали чудаком и… скажем так, игнорировали. Отгородились от меня стеной. И мне ещё повезло – не будь мой отец тем, кем он был, стена сменилась бы копьём!
Уже тогда я кое-что узнал о явлении электричества, хотя тогда и не знал, как его назвать. Во время ливня я всё бегал за молниями, пытаясь поймать их в мешок… не смейтесь. Это сейчас глупо выглядит, а тогда это выглядело вполне логично! Но из-за этого в моё сумасшествие поверил и мой отец. До сих пор помню его лицо, когда у меня получилось поймать молнию (Хотя и не в мешок). Оно выражало полное отвращение ко мне вкупе с дикой злостью. Именно тогда он издал приказ о моей казни. Полоумный старик поверил в те бредни, что сплели вокруг него мои уважаемые земляки.
Это страшно. Страшно знать, к какому часу ты перестанешь жить. Скажу честно – мне не хотелось, чтобы этот час наступил. И, несмотря на моё рахитное состояние, я решился убежать из деревни. Сбежал из местной тюремной каморки, схватил свой аккумулятор, в который запихнул молнию, и ушёл. Я тогда представлял себя могучим героем, который разит своих врагов молнией. Я тогда и не думал, что достать молнию будет в разы сложнее, чем поймать…
Но я убежал. Убежал прочь от родительского крова, от шатких, почти враждебных отношений с земляками. Убежал от своей судьбы. Как же я был напуган! Я пробежал полдня, а затем рухнул без сил и лежал, не теряя сознания, много часов. Искать меня не стали. Я плохо помню, что я тогда делал, чтобы выжить… Но, как вы видите, я выжил.
Добрался до ближайшего города и стал попрошайничать вместе с другими оборванцами. Они тоже считали меня странным, называли чудаком; но беззлобно. Нас связывала одна проблема, а это, убеждаюсь много раз, сильно сближает людей. Я тогда стал искать способы извлечь молнию из своего устройства. Я уже убедился, что молния не вылетает обратно и не разит моих врагов, когда я этого пожелаю. Были прецеденты… неприятного характера. В-общем, я нашёл.
Это было замечательно. Я смог заставить молнию скользить по металлическому гвоздю! Это было незаметно глазу, это было незаметно слуху, по запаху определить это было нельзя. Но, когда я прикоснулся к нему, меня пронзило чувство, будто в мою руку вонзились тысячи иголок. Я был уверен – именно это испытывают те, в кого бьёт молния. Было жутко больно, а я смеялся. Смеялся часа два. После этого бедолаги попрошайки меня попросту прогнали. Сказали, что чудакам с ними не место.
Меня гнали отовсюду. Когда я показывал своё изобретение, люди смотрели на меня, как на сумасшедшего. Они не понимали тогда того, что сейчас всем кажется элементарной истиной! Даже учёные не понимали, зачем нужна молния в коробочке. Учёные… Шарлатаны!
В городе я ошивался долгое время. Ночевал в мусоре, в переулках, даже на дороге иногда. Ко мне относились, как к какому-то сбежавшему крестьянину! Однажды, один очень хороший человек, вечная память ему, натолкнул меня на мысль – я же сын дворянина! Пусть и бедного, пусть и в Безымянным забытом крае. Но я имел права! Обратившись в мэрию, я восстановил свою родословную. Там я узнал, что деревеньку сожгли пираты, а моя семья погибла вместе с большей частью деревни. Я ещё соврал тогда, что именно от пиратов сбежал. Ну, меня и дали в попечительство какой-то семьи. Не сказать, чтобы семья была хорошей, но я мог продолжить свои эксперименты. Новые попечители не сказать, чтобы были в восторге от них. Но кто их спрашивает, чёрт их дери? Мне приписали нехилое завещание, оставленное моим отцом. Он, оказывается, утаивал некоторые деньги от правительства. Часть найденных капиталов оно забрало себе, часть, которая оговаривается в завещании (Написанным, чтобы эту часть сохранить – папа хорошо знал, как обойти законы), начислили мне. Фактически, я утраивал капитал новой семьи. Так что они смирились со всеми моими странностями.
Я тогда смог построить первую электрическую цепь. Чисто случайно, на самом деле. Но факт оставался фактом – я раскрыл нечто великое! Никто этого, естественно, не понимал. Да и я сам никому не говорил. Я уже вполне понял, что не всем суждено разобраться в явлении электричества. А у многих и вовсе был девиз – чего не понимаю, то уничтожу. Поэтому я держал язык за зубами и пытался извлечь из своего открытия практическую пользу.
По мере моего увлечения наукой, мои попечители, как это ни прискорбно, пытались сжить меня со свету, оставив при этом моё наследство себе. Помню, однажды, они отправили меня в театр, хотя меня это никогда не интересовало. Но они настояли на своём, и я, в конце концов, согласился. Там меня ожидал сюрприз в виде нескольких недальновидных громил. Они незаметно затащили меня в переулок и намеревались убить. Тогда я испытал свой «Пускатель молний»; великолепно, я тебе скажу! После этого случая, прямых попыток меня убить не было. Честно говоря, мои попечители и вовсе поумерили пыл…
Я окончил гимназию и намеревался поступить в университет на факультет неофизики и математики. Но грянула война. Не знаю, помнишь ты или нет, когда англичане перешли границы Германии и начали захватывать пограничные города и крепости. Старый король ввёл обязательную службу в связи с этим, и я получил офицерское звание. Меня отправили в горячую точку, так что о поступлении куда-либо можно было бы забыть. Я пытался обращаться к королю или министрам… но бесполезно. Кто станет обращать внимание на простого мелкого дворянина? Да ещё и с пупом не резанным.
Я, несмотря на это, мечтал о титуле рыцаря. Я думал тогда: «Со своим «Пускателем молний» я быстро обрету военную славу!». Но на деле всё оказалось несколько иначе. Когда я показал своё изобретение командиру своего отделения, он лишь доложил начальству, и меня разжаловали по всем статьям. Хотели, даже, казнить – за чернокнижие. Но обошлось и тем, что меня отстранили от службы и сослали «по месту жительства». Как это ни прискорбно, мне снова предстояло возвращаться в свой детский кошмар.
Ты помнишь - «Гнилище» сожгли пираты. Поэтому, меня назначили бригадиром – я учился в гимназии на инженера, всё-таки! – и выдали бригаду рабочих. Нам нужно было восстановить эту деревню, только с новым названием «Виктория». Здесь хотели построить морскую крепость, чтобы отражать атаки англичан с запада. Не буду кривить душой, работал я так. Корявенько. Я только и делал, что радовался своей удаче: не умер на войне, не попал под трибунал, дали целую кучу свободного времени на дальнейшую исследовательскую деятельность! Я просто своим глазам не верил! А они думали, что наказали меня.
Как бы то ни было, я мог продолжать делать своё новое изобретение – электрический генератор. Не буду вдаваться в подробности, но эта штука сама генерирует энергию. Фактически, задумывался вечный источник энергии. Но, поразмыслив хорошенько, я понял, что такого не выйдет. Генератор нужно было заряжать – при использовании он гарантированно разряжался. Я его закончил до окончания строительных работ, что жаль – испытывать было негде. Сложно заниматься каким-то изобретением, когда за него положена была смертная казнь.
Когда закончили строительство деревни, приехали ребята посерьёзней. На их плечи ложилось строительство крепости; нам, сосланным, такое дело отказывались доверять. Нас, даже, из деревни выгнали, заставив обитаться в лесу; это было ужасно! Пришлось оставить и генератор, и пускатель спрятанными в деревенской ратуше. Я не мог заниматься ничем – дни на пролёт лежал и обдумывал всё подряд, ожидая приезда королевского посла. Целый месяц мы сидели и ни черта не делали. А когда посол приехал – нас снова отправили на фронт. Да, дружище, засада ещё та.
Спорить было бессмысленно. В армии и так не хватало рук, так что к войне возвращали всех сосланных по мелким причинам. Правда, звания не возвращали. Я прошёл небольшие учения по «как строиться» и «как отдавать честь» и был немедленно отправлен в крепость Дюрлихт в звании «Сержант». Нашу часть поставили патрулировать крепостные стены. Защищаться от атак должны были обученные ребята, попавшие лет десять назад под руку рекрутского призыва. Фактически, мы бездельничали. О, эти долгие месяцы безделья! Они чуть не свели меня с ума.
И тут прозвучали выстрелы. Стены пошатнулись, люди переполошились. «Англичане» - кричали со всех сторон, пока офицеры пытались вернуть в крепость порядок. Нас построили у лестниц, выдали факелы и приставили к пушкам. К-хм, так скажем, пока я скучал без дела, я несколько доработал пушки. На некоторые поставил... да-да, пускатели молний. Противники начали мгновенное отступление, когда из нашей крепости ворохом посыпались молнии. Причём, наши солдаты ударились в панику быстрее. Визжали и прыгали со стен, катились с лестниц; командиры прятались под повозки. В этот момент нас могли захватить даже племена обезьян с камнями вместо оружия! Но, к счастью, англичане отступили, а, вскоре, наши успокоились. Командиры выстроили всех, включая офицеров, во внутреннем дворике и начали допрашивать – кто, что, зачем, почему и куда всунуть ему бомбу. Я тогда прилично перетрусил, но признался. Меня повели к верхам. Я уж было ожидал смертного приговора.
Но мне выдали титул рыцаря. Как потом мне рассказывал главнокомандующий немецкой армии, – Грюнгберд, кажется –«Заслышав о наших громомётах, эти чаеглотатели как по мановению волшебной палочки объявили нам мировую!». Мне выдали награду, которую назвали в мою честь: «Орден имени Штольца – за особые достижения в военной науке». Тогда мне был открыт путь во все университеты государства! Естественно, я поступил туда, куда хотел изначально.
Студентом, я начал жадно глотать все науки, до которых только дотрагивался. Наконец-то я серьёзно мог изучить работы мировых гениев! Надо мной, правда, всё равно смеялись все. Чудак, который что-то там плетёт о переменном токе. Тогда постоянному было то года два от силы. Люди уже просто не верили, что можно открыть что-то лучше.
Окончил университет я на отлично. Продал бесполезный орден, на полученные деньги построил генератор переменного тока. Вот таких размеров. Это для тебя маленький! Маленькая коробочка для человека – огромное достижение для человечества!
Тогда я объединился с «Королевской Осветительной Миссии» - государственный проект, отданный в руководство частнику Андрэ Бедуа. Француз настолько меня поразил своими амбициями на счёт освещения Берлина, что я сразу же предложил ему свою помощь! Он не посмеялся, когда я показал ему свой генератор. Мы за месяц осветили ночной Берлин лампами, работающими на переменном токе. Заглянешь – погляди обязательно.
Это – мой самый большой успех! Поглядев на мою технологию в действии, научное сообщество признало меня как учёного. Тогда-то меня и пригласили в «Королевский научный корпус». Андрэ пошутил, что я поднялся по карьерной лестнице, когда я забирал свои вещи из его резиденции. Мне было жалко прекращать работу с этим человеком; но эти два королевских корпуса – как земля и небо. Я выбрал небо. Мне было всего двадцать пять лет.
Я улучшил свои генераторы, доработал ещё множество изобретений, включая пускатель молний. Передо мной открылись неограниченные возможности. Но, взамен, я обязан был доказывать необходимость своих изобретений на бесконечных выступлениях. Мне это так надоело, что я перестал их готовить: выхожу, читаю заранее написанный текст, отвечаю на заранее заготовленные вопросы и ухожу. Всё научное общество строится на этих условностях; это меня раздражает, но приходится мириться.
Ко мне всё равно относились не серьёзно. Каждое моё новое изобретение называли чудачеством, а меня – королём чудаков. Мне было очень сложно вывести в свет любое своё изобретение. Мои нервы дали трещину. Больше я не изобретал ничего нового. Только старое дорабатывал. Да, я дал слабину. Но взамен своим изобретательским потугам я нашёл новое увлечение – магию.
Многие учёные недооценивают эту силу. Или просто игнорируют. Но я поставил перед собой вопрос: «Можно ли объединить эти две стихии? Какая чудовищная смесь выйдет?». От «Королевского Магического Корпуса» добиться чего-либо было просто невозможно – они относились к нам также, а порой и хуже, чем мы к ним. Я стал искать контакты на стороне.
Лучше бы я прищемил себе хвост тогда. Я был неопытным глупцом, когда пытался понять замыслы природы о магии. Однажды, в таверне, я встретил девушку. Я приходил туда регулярно, чтобы пропустить одну другую кружку моего любимого светлого пива. И, когда мне не удалось договориться с магической конторой, я засел в этой таверне на всю ночь. Я увидел Её, сидящую за столиком в одиночестве. Бар был переполнен, но с Ней никто не садился. Удивившийся такому обстоятельству я, по врождённой тупости, сел за этот стол и угостил даму вином. Слово за слово, шутка за шутку – мы оказались в одной постели. Комнаты в таверне были нечета нашим королевским покоям, но эта ночь подарила мне большее, чем два года жизни в королевских дворах. Она была воплощением красоты, Её квенсистенцией! Её поцелуи были божественны, а когда я вкусил запретного плода, я и вовсе попал в рай. Утром я проснулся раньше. Смотрел в Её спящее личико долгих полчаса. Нас никто не беспокоил, так что я не торопился возвращаться в свою контору. Меня уже порядком тошнило от бюрократии – я наслаждался моментом. Она проснулась неожиданно, поцеловала меня и обещала «всё устроить». Я тогда не понял, что Она имеет ввиду; просил Её о повторной встрече. Но она виляя в разговоре, как змея: «Мы обязательно увидимся, когда эфир того пожелает!» - сказала она. А потом исчезла из моей жизни, и до сих пор не появилась. Зато я приобрёл массу проблем.
Как только я стал изучать эфир, меня сразу начали гнать из научного общества. Все кричали, что я окончательно спятил, сетовали на мою ненаучность; но я не мог позволить себе остановиться. Богиня, подарившая мне ночь любви, упомянула про эфир, и я ничего не мог с собой поделать: я обязан был узнать об этой единственной зацепке как можно больше. Я узнал об эфире очень много и решил устроить практический эксперимент. Я хотел получить эфир с помощью электроэнергии. А получилось наоборот: оказывается, электроэнергию я получаю из эфира. Мой эксперимент это наглядно показал. Молнии сверкали вокруг меня, как никогда раньше. Чёрт возьми – я нашёл бесконечный источник энергии! Эфир!
Моей радости не было границ. Я с трудом удержался на своей должности, когда мне начинали предъявлять обвинения в излишнем интересе к магии: я показал научному общество обыкновенную побрякушку. Какую? Танцующую утку. Танцевала она благодаря генератору переменного тока. Но это неважно. После того, как я огласил свои результаты по изучению эфира, мною заинтересовалась магическая контора, и я был вне себя от радости. Наконец-то я достиг желаемого! Они пригласили меня к себе. Научное общество взбесилось, но маги пригласили и некоторых их представителей. После недолгих споров они согласились посмотреть на эксперимент, прежде чем бежать к королю.
Продемонстрировав магическому сообществу свой эксперимент, я добился того, о чём мечтал уже много лет: многие маги и учёные признали, что я совершаю переворот во всех смыслах! Объединяю науку и магию. Это же немыслимо! Мне приписали звание Магистра что там, что там, и я стал свободно ходить по обоим корпусам. Не сказать, чтобы меня особо уважали из-за этого… Но я уже давно привык. Мне было всё равно, как ко мне относились. Я разил мир, мой друг, я разил мир!
По крайней мере, я так думал. Король, на радостях, объединил научное общество и магическое сообщество; с этих пор и по сей день существует одна лишь «Контора исследовательских работ». Я получил одно из престижных мест – заместитель министра исследовательских работ. Кстати, на ней сижу по сей день. Я продолжал исследовать эфир, но… без особого энтузиазма. Работа не приносила мне удовлетворения, я так ничего и не узнал про свою Богиню. Никто из магической гильдии о ней не знал. Хотя, по моим описаниям её узнать…
Я изобрёл вот эту штуку. Нет, не эту. Вот это кольцо. Видишь? Да нет же… Подожди, сниму…
Вот. Вот это кольцо. Нет, оно не пускает молнии. Но если покрутить вот этот колпачок, то можно настроиться на построенную мной вышку. Вот. Слышишь? Не стоит так удивляться. Скоро такие штучки будут у каждого в кармане! Я назвал это – радио. Я потратил добрую половину своего состояния, но чёрт меня побери – это гениальное изобретение! Оно принимает короткие волны, пускаемые этой вышкой. Волны расходятся по воздуху и электрическое ухо в кольце начинает вибрировать. А вот вибрацию мы и слышим. Пока что, там один только шум, но представь, что с помощью этого можно передавать голос человека! Даже музыку! У каждого в кармане будет свой личный амфитеатр! И ты сможешь слушать его, когда идёт в таком театре выступление. Будет даже выпускаться карточки, на которых будут планы концертов указываться. За них придётся платить, как за билет, зато послушать можно будет прямо из дома!
Когда я его изобрёл, я решил послушать этот шум. Это вам он мерзкий, а мой слух он услаждает! Шум будущего. Но дело не в том. Когда я слушал его, мне начало казаться, что где-то там есть вполне определённый шум. Английский язык. Я с трудом мог разобрать слова, но я точно был уверен, что кто-то там говорит по-английски. Я, даже, сначала думал, что это всего лишь чей-то розыгрыш. Но, когда я смог записать те слова, что говорил мне шум, я был поражён до глубины души. Эти слова предсказывали МОЁ будущее! По крайней мере, там постоянно употреблялось членораздельное слово «Штольц». Что я паду ниц о землю белую, что кровью оросится небо, когда я отдам свои крылья кроту, не способному видеть солнце. Да, я запомнил эти слова наизусть. Каждое слово: «И падёшь ты ниц о землю белую, и кровью небо оросится, когда крылья дашь свои кроту, не способному солнце узреть. И увидишь ты руки, что тянутся к солнцу, но будут то не руки крота; чёрные и кривые руки, что тучи, и не сможешь остановить ты их». Знаю, бред, но тогда я еле пришёл в себя. Всю ночь носился по комнате, не веря своим ушам. Словно бы с ума сошёл, но не понял этого и продолжал притворяться разумным.
Я перерыл всю библиотеку нашего корпуса на следующий день. И не зря, я тебе скажу! Я нашёл, где встречаются строки про руки. Там было что-то вроде: «Остановили люди чёрные и кривые руки, и свет пришёл, бла-бла-бла». Больше там ничего не было, одни исторические факты и небылицы. Но автор их – Ванштейн – должен быть вам знаком. Великий Создатель Артефактов. Я стал искать другие книги этого автора, но сплошь были исторические произведения. Зато нашёл «Родословную всех магов» - небольшую книжицу, где рассказывалось о великом маге и его родственниках. Книжка была для детей, но привлекла меня своим переплётом. Я в ней нашёл Ванштейна и его отца, и его деда, и его деда, и его… там большая родословная. Написано было весело, но библиотеку закрывали, из-за чего я не мог её сразу прочитать. И я взял её с собой. Вспомнил только тогда, когда был в оповещательной будке. Ну, там, откуда в это колечко через радиовышку поступают голоса. Я как раз проверял, передаёт ли. Да-да, передаёт, но не об этом речь. Я вспомнил про книжку, достал её, прочёл пару строк и подумал: «А как читают её детишкам? Может, таким голосом?..». И начал писклявым голосом подражать моим знакомым волшебникам, которые обучали совсем крохотных детей с даром истории магии. И тогда снова пришли чёткие помехи в радиоприёмнике, только громче. Вот тогда я действительно чуть Богу душу не отдал – голос теперь не просто читал монолог, а разговаривал со МНОЙ. Он окрикивал меня по имени, и я заговорил с ним. Он спрашивал, откуда я его знаю, как я могу его слышать и прочие подобного рода вопросы. А, когда я удовлетворил его любопытство, он сказал мне, чтобы я нашёл его сына. Он сказал мне, как я должен его искать и как его зовут. Ещё он сказал, что случится война, если я его не найду. Я не слишком верю незнакомым духам, честно сказать, но просьбу выполнил. Правда, закончил я её выполнять вчера… Больно замысловатый ритуал продиктовал мне дух. Но самое главное, что имя его сына – Эмиральдо. Так он назвал его перед смертью. А ритаул показал мне, что Эмиральдо – ты. Помимо этого, ритуал позволил мне узнать очень многое о тебе. Так что я знаю о тебе возможно даже больше, чем ты сам. Ну, вот и вся история, в принципе.»

-Что за ритуал такой? – обалдевшим голосом спросил я. Да, его история хоть и была занудной, вопреки его словам, но поразила меня до глубины души. Вся эта эзотерика просто спутала в моей голове всё, что только можно спутать! Вопросов у меня было тьма, но начать я решил с самого близкого. Штольц, довольно глядя на звёзды, глубоко вздохнул.
- Жуткая штука. Честное слово, я его чуть не забросил. Там было тысяча тысяч условий… Потом, может быть как-нибудь, расскажу. Уже ночь, и я хотел бы попасть в город к утру.
- А чего бы у нас не переночевать?
- Нет, что ты. Я уже поспал перед приездом к вам. Да и спешить мне надо бы… В-общем, удачи тебе.
Он пожал мне руку, и я провёл его до центрального выхода из коттеджа через садик.
- Кстати, чуть не забыл! Вот, прочти это на досуге. – неожиданно протянул он мне свёрсток бумаги.
- Что это?
- Узнаешь. Потом скажешь, что думаешь по этому поводу. До встречи, Эмиральдо!
Я попрощался с ним, провожая взглядом удаляющуюся карету. Всё-таки, интересный человек.

Вернувшись в особняк, я встретил сонного Ханса. Он сидел в своём любимом кресле в гостиной и что-то писал на листочке.
- Злая падчерица покинула это место? – спросил я озабоченным тоном. Ханс с неохотой оторвался от листочка и повернул ко мне голову.
- Ты о ком? Ах, Джордан. Зря ты так, очень примечательная особа! По крайней мере, создаёт впечатление хорошего детектива. Прочесала каждый угол поместья, расспросила всю прислугу, отдала мне эти бумаги и ретировалась в город. Она сказала, что Лина покинула свою комнату не по своей воле. Я не помню её объяснений, я тогда с трудом во что-либо вникал, но сама она сбежать вот так не смогла бы. Лина, лина…
- Я не слишком огорчён её уездом, но с какого перепугу?
- А кто их знает, сыщиков? Кстати, а что ты делал в саду с этим придворным занудой? Я тебя из окна видел, вы в скверике сидели.
- Я… мы…ну… Ах, да. Вот, он мне это дал. Добрых несколько часов про это рассказывал! – я протянул Хансу странный свёрток, переданный мне Штольцом. Я не хотел, чтобы Ханс знал о нашем со Штольцом разговоре. У него и так много проблем, а вся эта эзотерика, связанная со мной, наверняка прибавила бы в его планы лишнюю строчку. Я сам хотел посетить ту таинственную радио-башню. Хотелось бы лично поговорить со своим покойным родственничком, если Штольц не соврал, конечно. Как бы то ни было, я решил немного схитрить, подсунув ему этот листочек вместо правды. Он развернул его, осмотрел и присвистнул.
- Весёлая штука. Я бы себе такую прикупил… но слушать ради этого Штольца… я тебе не завидую.
- Это лучше, чем находится рядом с твоей «Очень примечательной личностью».
Меня вдруг начало распирать любопытство. Что такое было в этом листке, если оно даже Ханса поразило? Но я превозмог желание заглянуть в него: хотел сделать себе сюрприз позже.
Оставив Ханса с его бумажонками, я отправился в свою комнату. На лестнице я увидел сидящего на верхних ступеньках Авельстрейма. Он чего-то ожидал, мрачно глядя на меня; вид его был ещё более беспокойным, чем вечером. Вообще, я был очень удивлён тем, что он позволил себе такую фамильярность в доме хозяина.
- Авельстрейм? – удивлённо спросил я, сомневаясь, действительно ли передо мной преданный слуга хитроумного хозяина.
- Я, Фесте. Я. Вы были совершенно правы, когда сказали про хвост.
- Хвост? Какой такой хвост?
- «Иногда лучше прищемить себе хвост самому, чем ждать, когда это сделают другие» - сказали вы. Госпожа Прайс, несомненно, великолепный сыщик. Но вы бы слышали, о чём она меня спросила, когда я предложил ей чай!
- И что же?
Он тяжело выдохнул, пригладив совсем распустившуюся шевелюру. Его глаза болезненно сощурились, мышцы на шее напряглись, а у уголков рта появились острые морщины.
- Она спросила, сколько чая я выпиваю тайно от гер Штрау! Я! Служивший у гер Штрау более четырёх лет, а до этого служивший у почётного секретаря главы магической конторы Бюренга фон Ахтенбюгль двадцать три года и четыре месяца!
Я опешил. Слова про магическую контору оживили в моём воображении наш недавний разговор со Штольцем, так что я решил немного сменить тему:
- Секретарь главы магической конторы? Постой, ты служил в магической конторе?
- Я служил у секретаря главы магической конторы. – с неожиданным для меня беспокойством и подозрением ответил Авельстрейм, - В доме у секретаря. Так что, нет, не служил. Но это был уважаемый человек! У него был изысканный стиль поведения и безупречная манера речи!
- Но ведь магической конторы больше нет, ведь так?
Он снова вздохнул.
- Четыре года назад магическую и научную конторы объединили в одну. Глава конторы сменился, старому главе перестал быть нужен секретарь, тот продал большую часть своих слуг, чтобы не оказаться в банкротстве. Меня он продал гер Штрау. Я слышал, что старый глава магической конторы попал под репрессии молодого Короля и был отправлен в ссылку. Как бы то ни было, его секретарь к этому отношения не имел никакого! Несомненно, то был благородный человек.
Я лишь кивнул. Молодой Король, хотя и был ростом не велик, да и просидел на троне всего ничего, отличался, стоит заметить, пылким характером. Видимо, под его репрессии попало множество человек; по крайней мере, слухи, которые я периодически слышу, и это признание Авельстрейма подтверждают мои догадки. Нет, я решительно не понимаю Ханса. Светский человек, вроде него, обязан знать, что говорят о главе государства. Неужели, эти разговоры его не испугали? Или он с лёгкой руки хотел отдать руку племянницы жестокому тирану? Мои размышления прервал сонный голос утомлённого слуги:
- Господин Ривз, гер Штрау разрешает мне засыпать в это время. Позволите откланяться в свои покои?
- Авельстрейм, я – последний человек, у которого ты должен это спрашивать. Иди спать, конечно!
Покинув насиженное место, он застегнул верхнюю пуговицу рубашки, поправил жакет, пригладил волосы и отправился вниз. Спальни для слуг должны были располагаться на третьем этаже, а лестница туда располагалась чуть дальше по коридору. Проследив за ним взглядом, я решил незамедлительно попасть в свою комнату. Это был тяжёлый день, усталость начала давить на виски, и я решил оставить все дела на завтра. Кроме одного.
Войдя в свою комнату и заперев дверь, я вытащил из кармана злополучный листок. Развернув его, я пригляделся. И чёрт бы меня побрал, если бы это были не ноги! Только не обычные ноги, а механические, нарисованные ворохом деталей и механизмов. Оглавляла страницу кривая, с трудом читаемая надпись: «Танцевальные Ходули ШПВ-001». Изучив схемы и некоторые пояснения от учёного, я восхитился его находчивости. Несмотря на явный дебилизм идеи, она была очень забавной. Было бы весело посмотреть их в действии; эти ходули. Свернув листок пополам, я положил его на стол и рухнул в кровать. День выдался тяжкий. События всколыхнули моё спокойствие, мой отдых. Я глубоко вздохнул. Прощай, мечта о тихих трёх месяцах беззаботной жизни…

Меня всё это начало немножко доставать. Я люблю интересные события, но в меру, и когда я выспавшийся. Сейчас же я мрачно глядел в потолок, чувствуя сильную головную боль; однако усталость как рукой сняло. Взрыв прогремел минуту назад, разбудив меня самым наинаглейшим образом. Но делать было нечего – любопытство победило моё желание послать всё к чёрту и продолжить сладкий сон.
На скорую руку одевшись, я вышел в коридор. Второй этаж пустовал, зато снизу доносились крики самого разного рода. В основном, конечно, кричал нецензурной бранью Ханс. Прикрыв за собой дверь, я быстренько побежал к лестнице. Неожиданно что-то мелькнуло, я почувствовал боль в носу и упал. В глазах всё поплыло, но я инстинктивно перекувырнулся вбок. Ошибочное действие: мне незамедлительно что-то больно ударило в бок. Дышать стало тяжело, но я взял себя в руки и буквально отпрыгнул назад, пытаясь встать на ноги. Это с грехом пополам у меня вышло, но потребность в кислороде дала о себе знать – у меня сильно закружилась голова. Предпринимать какие-либо действия в такой ситуации было попросту невозможно. Выругавшись, я сильно хлестнул ладонью себе по щёке. В голове начало прояснятся, но на это уходило слишком много времени. Я уже начал различать силуэт напавшего на меня – он предательски быстро приближался ко мне. В его руке блеснул нож. Ситуация была критической. Увы, мне ничего не оставалось делать.
Воззвав в своём воображении образ своей балалайки, я потянулся к её основанию. Меня закружило вихрем, я потерял ориентацию в пространстве, вокруг меня сгустились краски. Это всё давило на психику, так как ни за что было невозможно зацепиться взглядом. Я закрыл глаза, чтобы не видеть всего этого, но это не помогло. Меня сильно затошнило, голова готова была взорваться, я чувствовал, что уже не могу пошевелить ни одной своей конечностью. Это длилось бесконечно долго; мой разум начал покидать меня, отдавая меня островку безумия, что зиждется в голове каждого. Внезапно, всё стихло. Моему взору предстало совершенно другое зрелище. Это был Мой Мир. Это было Искажённое Пространство.

0

6

Свернутый текст

***
Эпиграф:
   Хочется верить, что всё уже кончилось. Хочется верить, что всё произошедшее – обман. Хочется верить, что можно проснуться… Но проснуться нельзя. И это – далеко не обман. А чернота впереди и внутри скрипит на дне – «Это только начало». Да. И этому веришь. По-крайней мере, я поверил. Не знаю, разумно ли это – оставаться разумным в такой ситуации. Но я – шут. Мне ли привыкать?
***
   Штольц простонал какую-то околесицу, черкая в своей тетрадке очередной перевод бесполезных символов. Я мог только посочувствовать покалеченному учёному. Его глаза потухли, всё тело было истерзано, но он упёрся в своём решении перевести все символы на камне. На большом и бесполезном камне. На камне, на который мы не должны были натыкаться. Впрочем, сделанного не воротишь. Тем паче, что я свыкся с его задвигами ещё месяц назад, когда мы покинули особняк Ханса.
   Дрожащей рукой Штольц снял очки и протянул мне свою книжицу.
- Двенадцать.Девятнадцать.Девятнадцать.Семнадцать.Девятнадцать, Три Кавак, Два Канкин…
   Когда я закончил читать, Штольц неожиданно засверкавшими глазами посмотрел на меня.
- Я не разделяю твой оптимизм. К слову, я этот бред вообще не понимаю.
   Штольц лишь махнул рукой. «Потом объяснит…» - вздохнул я про себя, закрывая тетрадку и кладя её в сумку. Когда я повернулся к учёному, тот уже откинул голову на камень, упёршись в него спиной, и спал.
- Да, нелёгкий денёк выдался. Майя… Старые, забытые, никому не нужные камни, большой треугольный дом и мы. Встречайте – театр яств, где обед – вы. Не нужно аплодисментов…
   Мои мысли текли противоположно словам, но я всё равно продолжал говорить бессвязную речь. Людей всегда успокаивает бестолковое бормотание, иначе – зачем оно? Маленькая ложь, как и маленькая истина, всегда имела значение в человеческой жизни. В конце концов, я бы не хотел, чтобы мои отпрыски были честными детьми. Любой шут вам скажет – враньё не всегда чёрного цвета. И, порой, без него не выжить.
   Это место всё больше настораживало меня пульсированием магических вихрей. Особенно из того треугольного здания, к которому мы полдня и шли. Он возвышался на холме, и перед ним росли джунгли. Далеко не такие непроходимые, как хочется их назвать. Это всё романтизировано английскими путешественниками, которые попросту не были готовы к новым букашкам. Штольц же поступил более обстоятельно и призвал тайные силы, чтобы они поведали ему о напастях в этих местах. Не знаю, какие непристойности тайные силы ему наговорили, но окончил ритуал он весь пунцовый. На мою взволнованную просьбу пересказать пошлые рассказики мне он начал бесконечно икать. А оттыкавшись – спокойно пошёл по джунглям, словно родился здесь. Но знания – одно, а практика – дело вывороченной наружности. И вот – могучий интеллект спит без задних ног на камне. Мои силы меня ещё не покинули.
   Но даже это меня волновало не так сильно, хотя магические завихрения подобной мощи я видел впервые. Они привлекали и Штольца, не смотря на его заметку, что он видел выбросы магии в весьма больших количествах. На самом деле, его истинные цели я ещё не знал. Когда я спрашивал его, он говорил, что это относится напрямую к моей родословной. Я заинтересовался его словами… впрочем, он всегда меня заинтересовывал своими словами. Такой уж он тип.
   Шум. Справа от меня что-то прошло по кустам. Я не могу сказать, что я остался к этому равнодушным, но чувство опасности я не испытывал. Даже тревоги. Скорее – интерес. Я отцепил от пояса балалайку и начал побрякивать на ней банальные мотивчики. Это отпугивало животных и привлекало птиц. Птицы ели насекомых, поэтому убегали и ядовитые букашки. Идеальная штука для походов через джунгли! Но помогать в этот раз инструмент отказался. Неизвестный пожелал остаться в кустах.
- Эй, незнакомец, выйди на свет Божий, покажи ему рожу! – крикнул я в сторону кустов на английском. Мне всегда было легче на нём говорить, хотя Штольц (А ещё – полиглот!) и не понимал этого языка. Но теперь-то Штольц спит. А какая разница, на каком языке я говорю с кустами?
    Кусты не прореагировали. Конфиденциальность решил соблюсти, значит. Не люблю существ, не умеющих признать себя проигравшими. Они не понимают всей прелести поражения, которое в полной мере отражается в жизни шутов двумя словами – Эпический Провал. Я тоже не стал предпринимать никаких действий. Эта ситуация начинала меня развлекать, так что я не торопился.
-Может, хвост покажешь, сказку расскажешь? Аль в кустах поляжешь, как горсть сажи? О, неужто ли!
   Из кустов вытянулась голова в какой-то дикой маске. Маска представляла собой лицо человека, из которого, помимо носо-рото-глаз, торчал палец. Я не придал этому внимания, так как видел маски и пострашнее.
- Ну что, поляк али грек, расскажешь, зачем пожаловал?
- Чак. – сказал лишь он.
- Чак. Угу. А я – Фестиан. Фестиан Ривз! На вопрос ответишь?
  Мой гость вышел из кустов весь. И я понял – на нём была не маска. Это было именно существо – тело человеческое, зато лицо не очень. Хотя то, что я посчитал пальцем, было на деле хоботом, моего удивления это не убавило. Я выронил из рук балалайку и почувствовал лёгкий холодок в груди.
- Чак пришёл к тебе за помощью. – начал рассказывать он на идеальном английском, когда полностью вышел из кустов, - И у Чака есть дело к тебе и писарю. Много циклов Чак ждал знамений, что явились избранные. И теперь они в Новом Свете.
- Мы со Штольцем избранные? – опешил я.
- Нет. Вы не большие, чем Чуаг’бао или Колумб. Открывающие не избранные, нет. Закрывающие – тут. И Чак должен их встретить. Это важная миссия для Чака. Чак не должен подвести цикл!
- Ты, должно быть, важная шишка, раз говоришь о себе в третьем лице. А если так – так и зачем тебе мы, какие-то жалкие открывающие?
- Цикл ошибся. Время было постижимо для цикла, пока оно было непостижимо другим. Но недавно цикл нарушился, и появились люди, способные менять цикл. Они изменили его и теперь…
- Так-так-так, минуточку! Давай-ка, ты не будешь нести эту околесицу, раз так хорошо знаешь язык, и скажешь нормально – что тебе надо от нас?
- Ты не знаешь цикла? М-м-м. Это к лучшему. Чаку придётся много объяснять, слишком много. Раз твой писарь спит, Чак расскажет тебе часть. Но это должно остаться в тайне. Цикл не простит Чаку, если другие духи узнают его суть.
   Я не стал разрушать представления Чака о моей роли в нашей со Штольцем команде, тем более, что мне было чрезвычайно приятно причисления Штольца к «Моим писарям». Чак же сел, поджав под себя ноги, и продолжил говорить:
- Цикл – есть сущее этой части земли. До него хозяином земли был другой цикл, за ним ещё один, и так далее. Однако цикл не подобен человеку, он не способен менять мир. Он способен лишь предсказывать, так как ему открыто время. Для того, чтобы учувствовать в жизни своих верующих, цикл создал нас. Мы – часть цикла. Сейчас часть цикла – Чак. Чак пришёл, чтобы повлиять на событие, предсказанное циклом.
   Вы – открывающие. Вы ищите и запоминаете. У каждого открывающего есть писарь, либо писарь сам открывающий. Они не влияют на цикл, потому что ничего не меняют. Они лишь постигают то, что уже есть. Их действия не могут разрушить цикл, поэтому он не меняет их. Они – друзья цикла.
   Есть, так же, верующие. Они не открывают и не закрывают, они прибавляют силы почитаемому. За счёт них существует цикл, за счёт них существуем мы, части цикла. Они видят легенды и почитаемый, если он того захочет, может приоткрыть им завесу времени. Чем больше верующих, тем сильнее почитаемый. Цикл, властвующий этой землёй, начал свою гибель. Он – последний цикл. Когда земля ацтеков стала Новым Светом, цикл начал слабеть. Он открыл завесу времени в последний раз одному из людей. То, что увидел верующий, он показал на камне, возле которого спит твой писарь. Цикл предсказал это, но против этого он не идёт. Он смирился с этим. У него больше нет сил, чтобы вернуть к себе веру. Он окончил борьбу за существование.
   Но он не стал бросать свои обязанности, иначе он бы давно был съеден. В цикл верят, и до тех пор, пока это так, он будет играть свою роль в этом мире. Это слишком долго и сложно для тебя, открывающий, Чак не станет говорить тебе о его роли. Только об одной из её частей. Есть закрывающие люди. Они существуют, чтобы закрыть предначертанное. Мир соткан из предсказанного, ибо стремится к порядку. Но он не должен быть упорядоченным, иначе всё погибнет, и мироздание вернётся в начальный путь. Это происшествие – единственное из того, что сокрыто от духов. Окончание времени слишком близко к его началу. Если дать закрывающим выполнять свою роль, время завершится. Если не давать – тоже. Поэтому цикл выбирает, какие закрывающие не должны выполнить своё предназначение, и посылает нас. Мы делаем всё, что можем, чтобы окончить путь закрывающего. Иногда эта задача слишком тяжела даже для нас. Цикл властвует тут, но даже это место не всё держит его взгляд. Про другую часть мира можно не говорить.
   Я внимательно его выслушал, стараясь не отвлекаться ни на секунду. Он говорил чётко, внимательно на меня глядя, так что это было несложно. Немного подумав над его словами, я спросил:
- Тебе нужна помощь, чтобы убить закрывающих?
- Нет. Эта роль Чака. Если бы твоим предназначением было убить закрывающего, ты бы сам стал закрывающим. Устранить тебя легче, чем устранить того закрывающего, что пришёл в Новый Свет. Ты жив, а значит ты – открывающий.
- Хорошая логика…
- Но Чаку, всё равно, нужна твоя помощь. Цикл видит время в определённой мере. Цикл не способен устремить взгляд далее, чем он заканчивается. И явился закрывающий. Он явился из времени, которое не видно Циклу. Зато цикл сразу увидел, что он закрывает. И об этом узнал Чак.
- И зачем же пришёл лягушка-путешественник?
- По душу Чака.
   Я хмыкнул. Да, весёлая заварушка. Мне не понравилось, что он назвал меня не влияющим на какой-то там цикл, но – чёрт возьми! Какое мне до этого дело? Я шут, а не король. Это короли влияют на судьбы миллионов. Во власти развлекателей толпы только выбор танца, которым надо будет потешить жирных придворных короля. Мне сразу вспомнился сэр Годрик, которому я, будучи ещё придворным шутом, подсунул в курицу озлобленную осу. Я не смог сдержать улыбки.
- И мы должны убить закрывающего и стать закрывающими, чтобы ты нас прикончил и спокойно отошёл в свой мир потчевать на лаврах, я правильно понял?
- Нет. Чак мог бы сам убить пришельца, Чаку это более, чем по силам. Но Чак уже сказал – закрывающий пришёл из времени за влиянием Цикла. Цикл не может убить закрывающего, иначе дух, во власти которого этот закрывающий, закончит цикл. Поэтому он неприкасаем для Чака. Но если его убьёте ты и твой писарь, вы станете закрывающими того духа, и Чак не сможет тронуть вас так же. И Чак сыграет свою роль.
- Хитрюга! А что если тот дух решит нас «закончить»?
   Чак задумался.
- Вполне вероятно. Чак не думал об этом… Но разве вы раньше не ходили на риск?
- Рисковать ради аморфного тела? Увольте!
- Чак даст вам награду.
- И какую же?..
- Он расскажет мне об Абельхаме Ванштейне.

***
   Я не совсем понимаю логику некоторых событий. Вот перед вами событие – оно стоит у ваших ног на корточках так, что, казалось бы, вы в данной ситуации сверху. Вы на него смотрите с присущим властным людям прищуром. Но стоит из этого события вытечь ещё одному, как вы уже лежите под горами произошедшего и ни черта не способны сделать. Мне такая перспектива не льстила. Но она и не собиралась льстить.
   Мы сидели возле злополучного камня. Я сидел у кустиков, Штольц облокотился на камень, а Чак занял позицию между нами. Мы образовали треугольник. Я не смог сдержать (В очередной раз, стоит заметить мою несдержанность) себя и спросил Штольца:
- Так ты не спал?
- М-м-м. Когда я перевёл последнее предложение на камне, я уже не мог спать.
- Ты ошибся на один день. – заметил Чак.
- Да ну? Ладно, перепишу чуть позже. И тебе я всё объясню позже, Фесте…ян.
   Я шепнул в сторону Штольца пару ругательств. В очередной раз он едва не выдал моё имя по отчиму. Мне, строго говоря, периодически приходилось прерывать его монологи, потому как во время них он постоянно забывался и говорил лишнее. Даже тот разговор в парке у дома Ханса назвать адекватным невозможно: Штольц изложил мне всю свою жизнь. И даже ритуал вызова духов, который доказал ему, что я это я, его не оправдывает. Однако на этот раз он пропустил мои ругательства мимо ушей.
- Я ждал тебя, Божество дождя. Если честно, я ожидал тебя немногим раньше…
- Писарь умнее, чем Чак ожидал. Хм-м… Твой дух открыл тебе время?
- У меня нет духа, как и у моего спутника. Мы – предавшие.
   Внутри Чака словно что-то забурлило. Его брови свелись к переносице, а хоботок поднялся кверху (Вызвав у меня нехорошие ассоциации).
- Значит, ты призвал нужного Духа и заставил его говорить.
- Нужных духов. Там был ни один… но в целом – да. Я созвал конференцию духов, если можно так выразиться. – тут Штольц встрепенулся и быстро добавил, - Призывать духов на подобие цикла я не могу.
   Похоже, это и хотел услышать Чак. По крайней мере, он успокоился, а его хобот вновь опустился к бороде.
- Не заходи дальше, предавший. Дальше – смерть. Вернёмся к теме. Ты назвал имя, которое уже многие века повергает даже мощных духов в страх. Абельхам… Чак давно не слышал о нём. Скажи, что ты хочешь узнать, чтобы Чак мог подготовиться. Но учти – если вы выживите, но закрывающий не умрёт, Чак не сможет выполнить твою просьбу. Ибо Чак будет мёртв.
- Я немного знаю о Великом Создателе Артефактов. Только то, что справа от меня сидит его ближайший потомок.
- Чак увидел это сразу. Его мир почти вошёл в резонанс с Артефактом, что он носит.
- Ты имеешь ввиду мою балалайку?
   Чак задумался ненадолго.
- Ты вызываешь страх у Чака, смертный. Такой же страх вызвал у Чака Абельхам, когда Чак его увидел. При нём был твой Артефакт, его душа была созвучна с Артефактом. Ещё при нём было множество других Артефактов, по мощи сравнимых с Орудием Апокалипсиса.
- Какие Артефакты? – у Штольца прямо глаза из орбит начали вылазить, как в нём забило любопытство. Но Чак остался хладнокровен.
- Честь за честь, предавший.
   Штольц занервничал. Но он смог взять себя в руки и продиктовать условия договора:
- Мы убиваем закрывающего. Взамен мы требуем две вещи: чтобы цикл спрятал нас во времени, подальше от духа закрывающего,  и чтобы ты лично дал нам ответы на вопросы про Ванштейна.
- Какие это будут вопросы?
- Первое: перечисли нам все Артефакты, которые ты видел у Ванштейна когда-либо и опиши их свойства. Второе: кто такой Абельхам Ванштейн. Я имею ввиду, дух он или, всё-таки, человек? Третье: где найти Пещеру Стенаний, которую, по приданиям, Ванштейн создал два столетия назад. И четвёртое: как Ванштейн смог найти резонанс с балалайкой. Пожалуй, большего от тебя я не добьюсь.
   Чак подумал с минуту, затем сказал:
- Условия приемлемые. Жизнь Чака стоит вашего спасения и четырёх вопросов. Чак не может вернуться в цикл, чтобы найти ответы, но Чак сможет это сделать, когда выполнит своё задание. Предположительно, что это будет не ранее, чем через месяц.
- Нас это устраивает.
- Договор устроен и подписан.
   Я непонимающим взглядом посмотрел сначала на Штольца, затем на Чака.
- Когда успели?
- Мы его подписали на духовном уровне, Фестиан. Когда-нибудь я тебя научу этому фокусу. А теперь, Чак, ответь мне на вопрос вне нашего разговора.
- Не думай, что тебе удастся схитрить. – сощурился Чак.
- Нет-нет, что ты. Мне лишь хотелось узнать, что ты можешь нам рассказать об Орудии Апокалипсиса?
   Чак нахмурил брови, поднявшись на ноги.
- Практически ничего. Лишь то, что открывает цикл и подобные ему верующим. Орудие Апокалипсиса было запущено тысячелетие назад. Тогда же оно было остановлено Тремя и уничтожено. А теперь Чак уходит. До встречи.
   Он не стал испаряться или делать что-то на такой мотив. Он просто ушёл в кусты. Некоторое время я слышал, как он шелестел листьями. Затем его шаги стихли.
- Орудие Апокалипсиса? – недоумённо взглянул я на Штольца.
- Это название встречается в некоторых книгах там, в библиотеке волшебников. Ничего определённого, описывают примерно то же. Тысячу лет назад Боги использовали Орудие Апокалипсиса в наказание враждующим людям. Из трёх конфликтующих сторон вышли три человека, которые смогли остановить Орудие Апокалипсиса.
- И уничтожить?
- В том-то и дело. Книги говорят, что они спрятали его в глубинах земли, откуда само оно никогда не выберется. В то же время, Чак говорит, что Орудие было уничтожено.
- И кому ты веришь в таком случае?
- Я думаю, что Орудие Апокалипсиса находится в Пещере Стенаний.

***

Тысяча лет. Нет, даже не так. Тысяча столетий. Именно этот срок ждал любого, кто решит подняться по лестнице в пирамиду Майя. Даже Штольц осел на землю, когда мы вышли из джунглей у «подножья» этой громадины.
- Я думал, она меньше… - выдохнул Штольц. Его взгляд захватило полное офигевание. Я лишь хихикнул. Вообще-то, я уже поднимался по подобной лестнице. Это было ещё во времена моей королевской службы: король со свитой посетили Китай. И это – пол дела. Самой большой ошибкой толстоватого правителя было выбрать в качестве достопримечательности храм Таи Чан. Не помню уже, сколько я тогда насчитал ступенек. Сбился, вроде, на четырёхтысячной.
- Я не смогу. – закачал головой Штольц, - Я ни черта не отдохнул. Два дня через джунгли… а теперь… Это!..
- Я пойду. Всё равно от тебя, извини за откровенность, в бою польза небольшая. Самое главное – он точно здесь?
- Понятное дело, что нет.
   Я опешил.
- Э-э-э… Штольц. Извини, вопрос появился: какого хрена мы так быстро пёрлись сюда?
- Чтобы подготовиться успели. Он будет здесь через пару часов, внутри пирамиды. Духи умолчали о том, кто именно появится. Но что он появится тут – точно, я готов душу в долг дать!
- Это было бы глупо. – я осмотрел вершину пирамиды. Венцом её было небольшое строение со специфической крышей, где и находился вход. Говоря откровенно, я устал тоже. Я привык к долгим странствиям и резким погоням, но одно дело вершины германских гор и незамысловатые английские леса, а другое – неведомые джунгли, где каждый шаг чёрт знает, чем может закончиться. Тем паче, что со мной тайные силы своим знанием не делились.
- И всё-таки, а если Искажённое Пространство не сработает? Абель одно дело, он уже был настроен на балалайку. И с тех пор, как Искажёнка начала питаться его жизненными силами, её сила возросла в разы… Но засунуть туда человека без его воли…
- Я думаю, тебе вообще не стоит использовать эту особенность Искажённого Пространства. Я ещё не до конца изучил особенность твоего Артефакта… Да и, признаюсь честно, если ты туда засунешь пришельца из другого времени, может случиться Бог весть знает что!
- Если это будет не человек… или человек в диковинных доспехах… или человек с Орудием Апокалипсиса в руках…
- На счёт этого не беспокойся. Орудие Апокалипсиса существует во всех слоях времени, мы бы уже знали, если бы оно проснулось.
- Утешил…
- Ничем не могу помочь. Прости. Главное, не заходи внутрь. Он сам выйдет, когда придёт время.
   Я вздохнул. И снова мне предстояло действовать в одиночку. Шут, он всегда шут. В любой ситуации. Собрав силы в кулак, я ступил на первую ступеньку. Как говорится, самый тяжёлый первый шаг.

***

   Убийство. На него пойти нелегко. Если ты убиваешь живого человека, то навсегда запомнишь и его лицо, и его голос. И это будет терзать тебя всю жизнь, загоняя в бесконечные стенания в ночи, уподобляя тебя жалкому рабу, который сложился в куб перед догматами высшей силы, чем все существующие законы. Перед совестью. И совесть терзает каждого, от мелкого бандюгана до мастерского убийцы. Но есть один способ, которому меня, можно сказать, научил Ханс. Для того, чтобы совершать убийство и не согнуться под тяжестью совести нужно ни убить. Другими словами – один механизм убивает другой. Беспроигрышный вариант. Наверное…
   Я стоял и ждал. Это странно. На самом деле. Я был просто обескуражен. Через несколько минут здесь должен будет появиться человек. Возможно даже, очень неплохой. Может, в другой день мы бы сели за стол и опрокинули бы пару другую кружек хорошего пива... Но вместо этого, он падёт замертво на ступенях этой пирамиды от моей руки. В лучшем случае. Не стоило забывать, что время может быть как прошлое, так и будущее, и неизвестно, с чем этот гость заглянет. Наездник на драконе – самое невинное, что приходило в мою голову.
   Послышались шаги. Час «Икс» нагрянул. Никаких разговоров, никаких ужимок. Умирает закрывающий, а не невинный человек. Может, у него есть семья? Отставить! Механизм убивает механизм, механизм убивает механизм, механизм…
   Дверь с шумом вылетела. Я сглотнул – вот так вот ковырять каменные двери я не умею. Из двери показался силуэт. Ничего необычного, простой человек. И одежда, хотя и дурацкая (Шутовской назвать её не поворачивается язык, потому как не заслужила), но знакомая.  Шляпа, куртка, сапоги… только одна из рук была то ли механической, как Танцевальные Ходули Штольца, то ли просто металлической. И это настораживало. Возможно, у него, даже, хладнокровный характер. Вспышки ярости, необдуманные действия… Не знаю, как я это всё связал. Ищу отсрочки от неминуемого. Поехали!
   Для меня было облегчением, что он был не знаком с Искажённым Пространством. Были у меня такие подозрения. Но всё обошлось, и он на секунду опешил, когда пространство перед ним искривилось. Даже я стараюсь не смотреть на эту феерию воздушных масс. Как бы то ни было, инициатива за мной. Я мысленно дотянулся до лезвий и притянул их к себе. Из искривления высвободилась цепь. Секунда, и я её натягиваю. Конец.
- Твою!.. – вырвалось из его губ. И из моих. Он отпрыгнул в сторону, и цепь с характерным звоном упала оземь. Клинок, направленный в его грудь, встретил его металлическую руку. Что самое поганое – на пирамиде было некуда прятаться, а я уже вылез из своего укрытия на лестнице. Он ошарашено на меня смотрел. Тем лучше. Пришлось передвигать искажение за его спину. Струны балалайки больно вонзились в пальцы, но я не разжимал ладонь. Потеряю инициативу – в открытом бою нет такого противника, которого я мог бы одолеть своей цепью. По крайней мере, проверять искренно не хотелось. Я сжимал цепь в левой руке, она тянулась через пару метров напрямик в искажение, так что мне просто оставалось ждать, пока цепь сама снесёт ему голову. Поздно. Он проворно проскользнул под цепью, придерживая одной рукой шляпу. Вот пижон!
- Ты кто такой? – выдохнул он, вскакивая на ноги. Прости, друг, не сегодня. Для весёлых бесед у меня под рукой Штольц. Это простое убийство, нечего языком молоть! Я отпустил цепь, и её затянуло в искажение. Он уже бежал ко мне, но ему не суждено было что-либо мне показать. Я сосредоточился на образе балалайки в своём сознании. Окружающее пространство утонуло в семицветном вихре, я почувствовал знакомое желание умереть. Но это было уже не в новинку мне, так что я просто перетерпел бесконечность полёта в этом вихре. Тем более, я вынужден был сосредоточиться на верхушке того строения на пирамиде, чтобы случайно не попасть в Искажённое Пространство. Я начинаю понимать возмущение Штольца по этому поводу. Телепортация без всякой магической подготовки!..
   И вот, подо мной камень. У меня ушло пару драгоценных секунд, чтобы сориентироваться. Обнаружив обескураженного противника слева, я создал сзади него искажение. Будет не слишком хорошо, если он снова увидит его, хотя спереди было бы атаковать гораздо удобнее. Разбежавшись, я выставил вперёд левую руку. Только бы успеть!..
   Сегодня не мой день. Он услышал топот позади себя, что-то вскрикнул, схватил меня за левою руку и откинул куда-то вверх. В голове сразу закружилось, на грудь словно кто-то наступил. Ориентироваться было просто невозможно… неожиданно, струны порезали пальцы. Боль вернула часть сознания в прежнее русло. Я увидел в своей левой руке цепь и потянул. Приземлился я недалеко от искажения, расшиб колено, пару раз крутанувшись на камне. Противник недоумённо на меня смотрел. Был бы этот паренёк чуть подвижнее, я бы уже не дышал. Но он явно был не готов к такому приветствию. Сердце бешено стучалось. Боль неожиданно пропала. Второе дыхание!
   Я вытащил цепь из искажения и отозвал его. Притягивать его в отражение было опасно (А ну как захочет внутрь попасть?), так что балалайка мне сейчас не союзник. Да и второго путешествия в Искажённое Пространство я не вытерплю. Оставалось последнее. Разбежавшись, я натянул цепь между обеих рук и крутанул её. Лезвие на конце со свистом начало опускаться на закрывающего, тот выставил железную руку. Как предсказуемо! Я отпустил цепь правой рукой, что ослабило силу удара и усилило отдачу в левую руку, но зато я смог запустить в него другим концом цепи. Лезвие прошлось по его голени, из-за чего он опустился на одно колено. Один из концов цепи он уже сжимал своей рукой колосса, но я был готов к этому. Снова воззвал к искажению, обрубив один из концов. Делать это аккуратно, оставляя на конце обрезанной части лезвие, у меня не было времени. Пока длится мой раж, нужно действовать.
   Я решил атаковать, пользуясь тем, что он ещё не заметил моего хитрого хода с цепью и всё ещё зажимает в руке уже бесполезное лезвие. Я увлёкся. Атаковать с близкого расстояния не было возможности, так что пришлось снова отбегать. Провал. Это был, возможно, последний шанс достать его. Что делать теперь – ума не приложу. Раж прошёл, голова сильно закружилась, я почувствовал острую боль в пальцах и в коленке. Я истово дышал, а он, тем временем, отбросил лезвие в сторону и встал, потирая порез на голени.
- Ну что, засранец, допрыгался? – зло бросил в мою сторону закрывающий на немецком. Как же достать его? Его реакция слишком хороша, да и эта рука - его неоспоримое преимущество. Как же, как же?..
- Не знаю, как ты сделал ту штуку с телепортацией… Будет, что коллегам рассказать. – тем временем разглагольствовал он. Не люблю таких людей. А, впрочем, чего это я? Сам ж такой!
- Хе, не прошла шутка. – сказал я, отдышавшись, - Не люблю роковых совпадений, жизнь портят – ей-ей. Как зовут, кумарёк?
- Интересный вопрос от убийцы.
- Ты тоже не святой, коли уж о том речь. Вона, какие слова изрекаешь!
   Он на секунду смутился. Но затем взял себя в руки.
- Гамельн.
- Фестиан… а, впрочем, к чёрту. Фесте. Фесте Меркель. Говоришь на английском?
- Вроде… Кхм! Всмысле, да, говорю!
   Я удивлённо на него уставился. Интересный парень. Кривовато на вопрос ответил, что, впрочем, я оставил без внимания. Теперь придётся поскрежетать. Но он должен умереть. Пока я размышлял, он подошёл ближе и опасливо поднял железную руку.
- Ей-ей, я не собираюсь бежать! – не соврал я, отпрыгивая назад, - Только не трожь!
   Похоже, он тоже решился. Видимо, понял по моим глазам, что не сдружимся. Оставалось последнее. Что уж говорить – смерть хуже возможной смерти. Он замахнулся для удара, но уже было поздно. Через секунду его затянуло в точку двадцати метров левее и выше пирамиды.

***

- Ты шутишь?! – вскрикнул я, вскакивая с импровизированной постели из веток. Штольц, печально прикрыв глаза, повертел головой из стороны в сторону.
- Я жизнь свою чуть не отдал!
- Знаю-знаю. Но это… это был не тот человек.
   Я с шумом опустил голову обратно на лежанку. В глазах ещё стояла последняя картина перед моей отключкой: Гамельн кричит «Ещё свидимся!», исчезая прямо в воздухе. В воздухе оставалось висеть моё искажение, безучастное к этому событию. Весёлое приключение. Выходит, Гамельна не было резона убивать… грудь смяло отчаяние.
- Не знаю, утешит ли это тебя, но вам всё равно предстояло встретиться в бою. Духи поведали мне, что он пришёл в это время за твоим Артефактом. Сомневаюсь, что ты бы ему так просто его отдал…
- А духи не могли сказать сразу, что в одно время сюда придут сразу двое пришельцев во времени?!
- У них особенное чувство юмора, я это давно заметил. Но нам повезло в некотором роде: закрывающий ещё не нашёл Чака. Духи вообще, на сей счёт, весьма оптимистичны. Они говорят, что он ещё нескоро приступит к охоте на наше дождевое существо.
- Флаг им в руки! – с обидой выпалил я, но затем усмирил себя. Ни к чему сейчас обижаться на тех, у кого по определению нет чувства совести.
- Если хочешь отработать неудачу… - улыбнулся Штольц. Я тоже улыбнулся.
- Похоже, нас ждёт ещё много чего весёлого!..|Эмиральдо, Охота на Охотника, Часть 1.

0

7

Свернутый текст

Введение.
Я погладил последний раз диковинного зверька, до смешного напоминающего обезьяну, но имевшего значительно меньший рост и пушистый длинный хвост. Посмотрев на меня испуганными глазами-блюдцами, он резко сорвался с места и растворился в неизвестном направлении, нырнув в круговорот лиан и деревьев.
- Нет.  – сказал я решительно, - Это слишком скучно. Путеводные журналы пишут природоведы и ботаники, к чему этим заниматься шуту?
- Ну… ты можешь написать про недавнюю стычку с охотником на артефакты. – поднял левую бровь Штольц, на меня не отвлекаясь.
- В ней нет совершенно ничего примечательного.
- Вот как?
- Послушай! Каким меня запомнят потомки? Трусливым криворуком, не способным одолеть дерево? Не, кумарёк, видал я схватки и позрелищней. Ну, и не в схватке, конечно,  дело.  Просто событие не столь значительное…
- А разве журналы кому-то показывают?..
- А про Чака я ничего не могу рассказать! – не обратив на вопрос внимания, продолжил я - Подумаю только, как он приходит ночью ко мне со своим хоботом, и!..
- Ага.
- Глупая затея,  одним словом. Предложи что-нибудь посытнее!
   На лице Штольца появилось общеизвестное выражение, которое появляется у человека каждый раз, когда, к примеру, опаздывая на работу, он выпивает на скорую руку чай без сахара, который, что совершенно очевидно, невозможно пить, после чего наступает в глубокую лужу, а ещё после, когда он благопристойно заявляется на работу, ему говорят, что, дескать, работать нельзя , потому как – какая неприятность! – сегодня выходной.  К этому выражению, обыкновенно, люди прибавляют гортанный или носовой «Мгр-р!», который у других разумных существ, к примеру, шутов, вызывает логичную насмешку. Впрочем, Штольц был воспитанным человеком, а потому подобного «Мгр-р!» не последовало.
- Эмиральдо! – выдохнул с отчаянием он, перестав усердно чертить n-грамму на каменной плите под нашими ногами, - Найди себе занятие сам! Хочешь того или нет, но я на три дня удаляюсь в глубокую медитацию. Мы упустили свой шанс у пирамиды, когда перепутали закрывающего с охотником на артефакты. И, теперь, у нас нет никаких зацепок, кто такой этот закрывающий и где его искать. Совет Духов – наша последняя возможность не прозевать такой хороший шанс разузнать о Ванштейне побольше.
- Дык ты спроси не про закрывающего, а про Ванштейна сразу.
Он закрыл глаза, глубоко вздохнув.
- Уже. Слушай, не мешай…
- Лады, лады! – с этими словами я удалился.
   Я, строго говоря, несколько лукавил со Штольцем. Идея с журналом меня заинтересовала. Просто мне, со свойственным мне природным противоречием, не хотелось упускать шанса пораздражать его. Тем более, что в последнее время Штольц полностью посвящал себя своим записям, уделяя разговорам со мной лишь толику внимания. Мне снова было не с кем поразговаривать. При живом-то спутнике!
   Я недолго шагал до найденной нами утром пещеры, в которой мы и обустроились. Внутри мы вымели всю грязь и гниль, чтобы лишний раз не морщить нос, и положили лежанки из листьев и веток. Сон на них – далеко не мечта дворянина. Даже мне, после лежбищ Ханса, было это возвращение к природе крайне неприятным. Но свои тюфяки мы профукали ещё при побеге с корабля, так что жаловаться в пустоту было бессмысленно. Штольц же моё нытьё попросту игнорировал.
   Я подошёл к нашим запасам и с лёгкой руки всё содержимое их высыпал на пол. Помимо продуктов и ключевой воды, на пол высыпались книги, рукописи и, что меня и интересовало, простые листки бумаги. Большая часть из них была заполнена каракулями Штольца, чистых листов я пересчитал всего лишь четыре с лишним десятка. Я рассчитывал на большее, но на пару историй хватит. Пошарившись в остальных сумках, я нашёл связку перьев и несколько баночек с чернилами. Вот это уже для меня раздолье! Первый же листок я потратил на то, чтобы нарисовать Штольца. Я истратил на это час другой времени, зато удовлетворил свои творческие позывы, которые меня уже давненько мучили. Естественно, у него добавились лишние усы, брови стали толще, очки глупее, а уши – шире. Окончательно завершив шедевр, я подсунул его в куртку учёного. Пусть полюбуется на досуге.
   Подложив под себя сухих листьев, я задумался. А о чём мне, собственно писать? О моих приключениях в Германии, где я прослыл рискованным разбойником? Или про английские воды, где я занимался яростным пиратством? Про наши с Хансом авантюры возле границ Швеции? Или о моих приключениях в загадочной России? Я мог о многом рассказать из своей жизни. Жаль, бумаги маловато…

Приключения Шута. Журнал, не имеющий себе аналогов во всём мире!
Часть 1.

   Холодный ветер поднял с земли перо, закрутил его в небольшом вальсе, а затем опустил на мою баранью шапку. Я осторожно взял его и положил в карман – с этого началась эта история. С событиями всегда так: по какой-то нелепой случайности незначительность неожиданно сыплет на голову тяжёлыми булыжниками. Я, по молодости своей, на подобные мысли внимание выделял отвлечённо, стараясь сосредоточиться на окружающих событиях. Например – на маленьком пёрышке, которое судьба занесла в мой тоненький кармашек.
   Дата симу событию была четвёртого числа второго зимнего месяца. Время шло к Рождеству Христову, так что повсюду были приготовления к празднику; сумасшедший народ! Впервые увидев его, я был удивлён настолько, что не мог отвечать на вопросы Николки – моего провожающего по этому дикому государству.
- Такая разруха!.. – лепетал я языком периодически. Он на меня смотрел косо, комментировал редко, в основном словами на мотив «Ишь!». Его речь пестрила непривычными мне звуками; такое «р» больше нет ни у какого народа, с каким мне доводилось встречаться. Одет он был бедно; я тоже не одевался по капиталу. Но он понимал по-немецки, говоря, что, нынче, все дворяне на нём да на французском говорят. Огромный простор для моей деятельности - мурлыкал в голове я. На лице же моём менялись выражения поражённости и восхищения. Такие природы! Словно художник какой расставлял здесь деревья: и местечка не найдёшь, где бы ни было какой-либо особенности. То кустик неровно лежит, что корни из него торчат, то деревце в сторону отклонилось, то бугорок какой или впадинка; и всё покрыто белым ковром снега, роскошнее любого узорчатого азиатского ковра. Небо над головой, куда ей не верти. Таких просторов нет ни в пастбищных английских пределах, ни в многочисленных лесах Германии, ни в крохотных речках Франции, хотя места поживописнее мне встречались. Здесь, тогда думал я, только свободный человек жить сумеет; у любого невольного инфаркт наступит только лишь от осознания, что вокруг – такая простора!
   Но жили тут люди подневольные, и остроголовым шутом для понимания этого быть не надо. Мы уже были в деревеньке. Люди выходили из домов своих, чтобы встретить нас. Я лишь смотрел ошарашено: домики совершенно не выделялись из общей картины, наоборот, добавляя её, хотя их бедность и жалкость были очевидными. Люди кричали; я их не понимал, но Николка постоянно им отвечал, вскидывая руку с зажатой в ней шапчонкой над головой.
- Когда мы поедем к графу? – осведомлялся я у него. Он отвечал мне своим словом, улыбаясь мне так, что я понимал – не сегодня. Он отвёл меня в бревенчатый домик, в котором никто не жил; я определил это по покосившемуся… всему. Стены, крыша, двери… Я не стал противиться. Напротив, обрадовался. Внутри стояла одинокая доска на четырёх палках (Кровать), стол с отломанной ножкой и целый стул. Я сложил на кровать бельё и сел сверху. Николка подошёл ко мне и на своём акценте:
- Не оставляйте на кровати. Тут каждому такого надобно.
   Я махал на него рукой.
   Следующий вечер я оставался в комнате, играя на балалайке. Вокруг собралась детвора, слушая мои песенки; иногда приходил Никола проверять мою целость. Когда он приходил, он брал одного из шпаны, садил себе на шею и начинал плясать. Меня это сначала забавляло, а потом начало раздражать; я окончил игру.
   Когда он снова зашёл ко мне, я подозвал его к себе.
- Нынче у вас праздник?
- Праздник послезавтра – рождество Христово.
- Это знаем. А что за пляски на улицах?
- Это, ваше благородие, наши ваших встречают так. У нас, знаете ли, гости – редкие птицы. А иные пролетят – не заметишь. Вот и празднуют.
- А граф?
- Лучше вам ему об этом не говорить. Зимой работы для многих нет; скучает народ. Только мужики на охоту да за лесьями; а старикам и детям, почитай, окромя рыбалки и делать нечего.
- Охоту?
- Знаете ли… - тут он замялся, по обыкновению потирая рукой шею. Я не любил, да и не люблю у людей эту привычку: она выдаёт в них распущенность и самодовольствие. Ответ я не дослушал: ворвалась шпана, начала его выпроваживать на улицу.
- Отчего бы и вам?..
- Завтра встреча с графом, а вы мне напиться предлагаете?
- В честь вас же! – улыбался он. Как я заметил после, выпить здесь каждый был не дурак. Иные пьянствовали еждедневно. В Германии пили и больше; но тут в них с выпивкой вселялся какой-то бес или чёрт, после чего думать, что совершит такой человек – гадать по грязи на волосах русалки. Неожиданность свойственна всякому бесшабашному пьяньге, но нынешние все были – бесшабашные. На свою голову – согласился.
   С первым стаканом пива я повеселел и перестал думать о завтрашнем дне. Праздновали на улице. Все повыносили столы и стулья, уставив на них различные яства и напитки. Еда была не богатой, однообразной, но её было много.
- Отчего б вам не продать всё это? – спрашивал я Николку. Тот смеялся:
- С голодухи помрём, ваше благородие! Это, да и на рождество – запасы на треть осушит.
- Неужто, поборы большие?
- Рублём; да только подешевело зерно нынче.
   Я отметил про себя ещё свойство этого народа: несмотря на бедность и разруху, он столь отдавался празднику, что, казалось, после него и помрёт, но развлекаться, даже если какой чёрт ему такую мысль в голову засунет, не перестанет. Люди танцевали, девчата заливали песни свои, от которых мне становилось ещё веселей. И тогда я увидел столь миловидное личико, что уж и обомлел на месте.
- Никола, кто это?
- Это? Дочка нашего купца – Маргарита.
- Какое имя необычное…
- Дворянское! – гордо улыбался он.
- Сегодня же она будет моей. – решительно заметил я, развлекая себя такой мыслию. Никола лишь присвистнул. Остаток праздника я не сводил с неё глаз.
   К ночи все начали расходиться; некоторые оставались допиться до отключки. Я же отправил Николу домой и поплёлся за дамой, подле которой брёл толстый мужчина. Как я понял по поведению обоих – её папкой. В одном из переулков они расстались: папа её остался беседовать с какими-то мужиками, она пошла дальше. Интуиция меня не подвела.
   Нагнав её, я с трудом проговорил ихнее приветствие:
- Пйевет!
   Она ойкнула, лицо её уязвила растерянность.
- Здравствуйте… - ошарашено произнесла она. Я не знал языка, потому общение своё начал своими стихами. Она слушала некоторое время, всё ещё не приходя в себя, а затем сказала по английски:
- Красивые стихи.
   Теперь удивился я.
- Вы знаете этот язык?
   Она кивнула, ворочая взглядом от меня. Затем она собралась с силами и начала говорить:
- Папа рассказывал мне о вас – вы из-за заграницы приехали?
- Я приехал оттуда, откуда вам удобно, мисс.
   Она застенчиво улыбнулась.
- Я совершенно серьёзно! Я, когда узнала, сразу же повадилась к вам. Но папа…
- Сразу же повадились ко мне? – на сей раз улыбнулся я. Я смотрел на неё пристально, смущая её ещё более; позволял себе даже двигать бровью.
- Не перебивайте, прошу… папа сказал, что вы, должно быть, бедняк и лодырь, раз поселились в дырявой избе. А я читала столько… разные-разные авторы, поэты. Английская поэзия такая красивая!
- Вы тоже это заметили?
- Вы ведь мне расскажете про английских писателей? Я так рада, что вы меня остановили… я бы ни за что не решилась… Вы ведь расскажете?
- Обещаю, моя леди. Я привёз множество английских произведений, они в моей сумке… вы же не против пройтись?
   Она засмущалась. Я увидел в её глазах намерение отказать, но затем я приблизился к ней, и она невольно посмотрела в мои глаза. Пьяные огоньки заплясали в радужке. Она выдохнула с шумом:
- Идёмте.
   Мы шли по пустующей тропе. Я ей рассказывал забавные истории, развязывая её скованность; она смеялась, всё более позволяя пьяности взять верх. Она дышала всё менее прерывисто, а её глаза блестели всё более ярко. Тогда я ей подкинул пару пошлых анекдотов, разжигая её опьянение; она сначала прижимала варежку к губам, краснея даже через ту красноту, которая образовалась на её лице из-за мороза, но затем громко смеялась; отнюдь не как колокольчик, а как смеётся всякий пьяный. Мы пришли.
   Избу отовсюду продувало, так что я, даже, расстроился. Я зажёг лучину; её фигура вычертилась в плотных одеждах. На её губах и щеках заблестели блики. Теперь я не мог себя держать. Я смотрел ей в глаза несколько мгновений. Она пыталась отвернуться; я поцеловал её. Воцарилось молчание. Высвободившись из моего поцелуя, она отскочила назад.
- Что вы себе позволяете? – обильно покраснела она. Её брови сошлись, говоря «уходи». Её глаза блестели, молвя «останься». Не имею привычки идти на поводу у бровей. Я вытащил листы со стихами.
- Вы имеете ввиду мои шутки? – широко улыбнулся я, - Это всего лишь шутки; даже не я их придумал. Или вам было скучно со мной?
- Нет… - она неуверенно пошатнулась. В ней в этот момент боролись две стороны – от лукавого и от воспитания. Неопытная; её, видимо, держал в узде собственный папаша. Начитавшаяся любовных романов и стихов… лёгкая цель. Иная девица и сама обведёт вокруг пальца, но из этой били простота и наивность. Главной же ошибкой её было пиво, которого она сегодня, видать, первый раз испробовала. Это было дерзкой и пошлой шуткой самому себе – очаровать иностранку на её же земле. Но такой уж я человек.
   - Но почему ты здесь? – успокоенная стихами сказала она. Я смотрел на неё с присталью.
- Я иностранец, а таких не жалуют здесь. Я не хочу, чтобы ваш граф знал о том, что я живу где-то поблизости.
- Ты вор? – эта фраза меня покорёжила. За наивностью и простотой я не увидел острого ума, которым обладали её глаза. Алкоголь заглушил внимательность и задумчивость, свойственные думающим людям.
- Тебя зовут Маргарита?
- Да. Но папа называет меня коротко – Ритой.
- У тебя нет мамы?
   Её глаза наполнились влагой; она совершенно забыла про свой вопрос.
- Два года назад мы с папой остались одни в своём доме.
- Что же случилось?
- У нас была большая семья: пятеро братьев, мы – три сестрички, дедушка, бабушка. И мама с папой. Мы торговали пушниной; её в местных краях много, папа всегда хвастался большой торговлию. Старших братьев он тоже приурочил; а мы только хозяйство вели. У нас была счастливая семья. В прихожей стояло пианино – мама на нём играла и меня учила. Каждый год мы ездили в город, чтобы там показать свои товары; мы свободны от здешнего дворянина. Граф очень уважал папу. Называл его «дворянчиком», вёл иногда с ним дела… Но два года назад наша семья переболела тифом, кроме меня с папой. В город ехать надо было; меня побоялись оставлять с больными. Я знаю – от тифа можно умереть. После этого мы с папой поехали. Пока нас не было…
   С каждым словом её глаза наполнялись солёной влагой. Под конец она не выдержала и горько всхлипнула. Теперь все её барьеры пали; она стала уязвима окончательно.
- Произошёл пожар, наш дом и вся семья… Папа горевал долго, а теперь он… и граф… а я, может, и не хочу!..
   Она заревела. Я коснулся пальцами её подбородка и снова поцеловал. Оставшуюся ночь мороз нам не мешал.

   Рождество – всегда весёлый праздник. Для многих, но не для меня в ту ночь. Я рискнул и – а, стоит сказать, такое происходит редко – проиграл. Маргарита выходила замуж по настоянию отца за графа; свадьбу сыграли прямо на Рождество. Я был не уверен, одобряет ли такое церковь; но молодожёнов это не смущало. Моя нимфа старалась всеми силами скрыть измену, но брачная ночь выявила в ней порочную сторону. Граф, расстроенный во всех чувствах, устроил ей допрос с дознанием, и я был вычислен. Днём состоялась моя аудиенция у него, я попудрил ему мозги разговорами о несуществующем бизнесе, уже приметил некоторые картины и ковры. Он, даже, заселил меня в одну из своих комнат. Я изучал картину какого-то русского живописца, когда ко мне ворвалась стража.
   Ночь я провёл под обсуждение графа и отца Маргариты на тему, что со мною и с ней делать. Дочь кое-как толстый купец защитил, а вот меня определили в бесплатную рабочую силу в ближайший город. Естественно, отвешивая мне периодически тумаки и удары ногами. Сколь я узнал позже, Рита женой графа не стала.
   Теперь я оказался в заключении. Ни в первый раз, стоит заметить. Я бывал в темнице и в родном замке. Я вёл не слишком порядочную жизнь, это мог бы подтвердить любой дворянин бывшего короля, если б хоть один из них дожил до сего дня. Меня на повозке отвезли до города, оказавшегося портовым, что заняло примерно день. После этого меня затащили в подвал какого-то дома. Граф лично присутствовал при этом.
   Тогда он говорил со скупщиком рабов. Сначала последний пытался уговорить графа продать меня как крепостного – то было бы выгодней графу, да и покупателя крепостных найти гораздо легче, чем рабов. Но граф сказал своё решительное «нет», получил небольшую сумму от торговца и уехал обратно в своё поместье. Я остался в доме работорговца.
   Больше всего меня уязвила моя цена. Я стоил гораздо больше, чем получил граф! Я воздержался от криков, что графа обводят вокруг пальца самым наглым образом: пускай, гнида, тешится!
- Что умеешь? – спросил тогда араб. Я начал рассказывать, но он хлестанул меня по щеке, подло улыбаясь:
- С таким смазливым личиком – не важно!
   И тогда я понял всю масштабность неприятности, со мной случившейся. Я знал о подпольном рынке рабов и почему рабы и крестьяне – разные вещи. Испытывать это на собственной шкуре не хотелось. Тогда я начал думать над планом побега.
   Две недели я провёл в подвале этого дома, разделяя худые куски жратвы со своими сокамерниками. Это были, в основном своём, бывшие крестьянки, которых продавали в использования дворянам или дворянкам; здесь не принято было обсуждать покупателей. Наверху располагался, собственно, сам притон: жёлтый араб и ещё два паренька азиатской внешности продавали ковры и ткани, а особых клиентов проводили в подвал. Сверху весь этот бизнес контролировал какой-то чиновник, который топил всякую бумагу, обличающую запрещённое работорговство. Это дело было прикрыто со всех сторон – не подступишься.
   Подвал был широким, имел одно зарешечённое окно, выводящее в глубокий канал. Воняло тут дурно, но воздух всегда был. Дверь – деревянная махина в палец шириной – запиралась на тяжёлый замок снаружи. Я уже придумал кое-какой план. Я уговорил несколько будущих наложниц на кое-какую аферу; но моим планам помешало обстоятельство до того малое, что, казалось, такому и случиться было не дано. Но малое и малозначительное – слова разных значений.
   В подвал завели какого-то человека. На его голове была грива светлых волос, тело было всесторонне развитым, а взгляд – путающим: не то умный человек был, не то хотел показаться умным. Он одет был богато; я приметил на нём дорогие украшения, которые можно было бы неплохо дёрнуть здесь же (Что я, собственно, сначала и хотел сделать). Он пришёл за молодой рабынью.
- Нам предстоит долгое плаванье. – заметил он тогда. Араб улыбался.
- А как же женщина на корабле?
Тот странно улыбнулся.
- Мы не верим в суеверия.
   Он выбирал долго, обходя каждую девушку и внимательно изучая тело той. Они все были прикрыты, но, по желанию клиента, тот мог рассмотреть свою покупку в неглиже. Тут из моей куртки, которую носил теперь араб, вылетело то самое пёрышко. Оно пролетело несколько метров и упало ко мне. Мой нос непроизвольно втянул его; я чихнул.
- А кто это? У вас и мужчины есть?.. – испужался тогда молодой покупатель.
- Всякое бывает. И дворянки без мужей повеселиться ищут…
- А вы позволите купить его мне?
   Араб был ужасно удивлён, но спорить не стал. Он посмотрел на незнакомца косо, теперь выражая в своём взгляде сильную неприязнь. Стоит заметить, что мой «чих» был далеко не случаен. Я обладаю чутким обонянием, но, при этом, чихаю только по болезни, или если понюхаю табаку. Такое вмешательство судьбы через злосчастное перо заставило меня о многом задуматься. Впрочем, думать я начал позже, сейчас же я сам взглядом отвращения смерил мускулистого типца. Он выкупил меня за впятую дороже, чем меня продал граф.
   Мы вышли в заснеженный город. Здесь народ был одет нескромно – каждый норовил своим платьицем другому в нос тыкнуть. Здания были красивыми повсюду. Здесь так же царила в основном своём виде европейская архитектура, но я находил приятные и незнакомые моменты. Статуи, опять же таки, незнакомых людей. Правда, некоторых я узнал: то были совсем уж знаменитые архитекторы, художники и волшебники. Последними я интересовался кое-как в своё время, но некоторые здешние мне припомнились. Я был одет в заячий тулуп и шапку, принесённые моим новым хозяином. Он говорил по-английски, так что я завёл с ним разговор, начиная с вопроса об имени.
- Фрэнк. – отвечал он тогда, никак не дополняя.
- Теперь я твой раб. – вяло улыбался я.
- Это не самое хорошее качество в тебе. В целом, ты будешь не совсем рабом.
- Радостно слышать. Куда же мы направляемся?
- Узнаешь в своё время… а сейчас – на одну из моих временных квартир.
   По дороге нам встречались редкие прохожие, даже молодой пролетарий. Это были редкие небритые мужчины в серых дешёвых одеждах; они шли некоторые с листовками, некоторые с намерением каким. Никто не наслаждался прогулкой – это было видно точно. Фрэнк в это время рассказывал мне про свои цели:
- Наш корабль остановился тут совсем ненадолго. То, что мы смогли тут пришвартовать – большая удача! Мы направляемся в Англию… с кое-каким товаром. Мы тут запасаемся провизией, чиним обшивку…
- Ищите рабов. – как бы между прочим перебил я.
- Здесь? Безумство. Амаяма я нашёл чисто случайно – в порту человечек один подсказал. Здесь к рабству с каким-то лютым презрением все относятся. Не то, что купить! Увидят – чистым не выплывешь.
- Что вас не останавливает, как я гляжу.
- Так, раб. – тут он остановился с особенным весельем на лице, - Раз уж раб – так уж и молчи. Мы тут не рабов искали, а рабынь. И не мы – а я. Личная просьба капитана. Дружеская, скажем так.
   Я ухмыльнулся.
- Давно в море, значит. Что ж, неужто капитан так уж неразборчив в выборе партнёра, что ты полом чутка ошибся?
- Глупости! – Фрэнк улыбнулся, оголяя белоснежные зубы, - Перебьётся. У меня особенность есть одна – я человеческие чувства чище собак чую. И потенциал вижу. Ты, паренёк, хоть и молодой, но есть в тебе что-то такое… нам такие ребята нужны!
- Что-то такое?
- После своего чиха ты с такими глазами глянул на мою цепь на шее!.. Друг мой – ты из наших!
   Тогда я многое понял и о Фрэнке, и о его команде. И понял – какую роль в этой катавасии дадут мне.
   В квартире его мы были недолго. Это была обыкновенная съёмная квартирка в большом доме; хозяин, получивши звонкую монету, не стал вести лишних разговоров, расплылся в улыбке и высказывал уважения нам обоим. С Фрэнком мы разговорились; даже нашли общие черты друг у друга. Он пылал такой сильною аурой, что, будто бы, заражал своими эмоциями. Он словно был выгравирован на церковной иконе – он пылал величественностью, статью. Я лишь об одном его попросил:
- Во дне езды от города деревенька есть. Там я жил две недели назад и оставил кое-какие вещички. Их было бы неплохо вернуть.
- Отплытие через неделю минимум, так что спешить некуда… но нельзя бы обойтись без этого?
- Там есть очень важные вещи.
   Он снова сияюще улыбнулся.
- Не понимаю, что такого там должно быть, чтобы тратить на это столько времени?
- Подарок от отца – музыкальный инструмент. Кстати – местный.
   Мы ещё шутили некоторое время друг другу; но с предложением он согласился.
- Поедешь вечером на карете, послезавтра к ужину вровень будешь.
- Не боишься отправлять меня одного?
- Я потратил на тебя деньги не зря! Я обещаю такие богатства, каких ты не увидишь никогда в жизни. Вот ответь мне – чего ты здесь собрался делать?
   Я подумал пару секунд, но затем отказался от вранья.
- Сделать одного графа на порядок беднее.
- Здешние князья – дешёвый скот у царя! Там, куда направляемся мы – несметные богатства, тонны золота и драгоценных камней. А приключения… жалею тех, кто не испытывал того, что доводилось испытать мне!
- Всё думаю… не англичанин ли ты, чёртом?
   Он снова загадочно улыбнулся.
- Можно сказать и так.
   На этих словах мы распрощались – я ушёл готовиться к отъезду на ту сумму, которую вручил мне Фрэнк.

   В деревеньке мне были рады. Они меня запомнили не осквернителем купеческой семьи, а весёлым дебоширом из заграницы. Когда я подходил к своему бывшему жилищу, ко мне подбежал Николка. Он был весел.
- Здоровы будете, ваше благородие! Слышал про купчиху; зря вы так!
- Ничего, Никола. Я уезжаю, так что нормализуйте всё самолично!
- Эх, вы кобелина страшная, а всё ж завидно. Хороша, суча, была!
- Какая сюча?
- Да Маргаритка, купчина дочь.
- А чего – была?
- Не выходит нынче из дому. Хнычет днями напролёт. Батька её в доме одну с няньками оставил, сам у князя потчует.
   Я прислушался к себе. Затем ответил:
- Я забираю вещи и направляюсь в далёкое плаванье. Прощайте, Никола. Передайте ей от меня привет сердечный и… вот это.
   Я вручил ему одно из своих собственных произведений. Я никому не показывал их до этого, но момент требовал. Он улыбнулся на всю морду да и побёг от меня. Я помахал ему рукой, затем вошёл в избу.
   Пока я собирал вещи, я неожиданно сзади себя почуял чьё-то присутствие. Обернулся – она. Я выпрямился, сердце моё поразило смятение. Она стояла молча; рот её был приоткрыл, а глаза – широко распахнуты – блестели от слёз. Молчание длилось уж больно долго, я со страхом решил его нарушить:
- Рита?..
   Она сделала несколько лёгких шагов навстречу мне. Я почувствовал внезапное притяжение к этой девушке. Она резко скользнула в мои объятия.
- Ко мне приходил Никола, передал твоё послание… Возьми меня с собой, Фесте! Молю тебя!
   Я держал её в своих объятиях, поглаживая волосы; я молчал.
- Отец лишился расположения графа, грозится меня отдать за первогу встречногу… А я тебя люблю! Ты первый возбудил во мне такие чувства!..
   Я посмотрел ей в глаза. Меня сжигало желание согласиться с ней, взять с собой. Но – нельзя. Я понимал, к чему это её обязывало. Я ненавидел себя, я презирал себя… но я отказал ей. Какое странное судебное веяние царит вокруг меня; словно всё, чего я ни коснусь, сгорает во мраке, гниёт и умирает. Проклятая судьба вела меня, обращая всех, кем я дорожил хотя бы минуту – в прах. Я не знаю – почему происходит всё именно так. Любой шаг воспламеняет дорогу за мной. Неужели такова моя роль в этом мире – рушить чужие судьбы, сжигать чужие дороги? В тот момент я впервые столкнулся с этим, но я уже обещал себе, что восполню ту пустоту, что я оставляю за собой. Моё сердце судорожно сплюснулось; я схватил сумки и покинул избу. Рита осталась там.

   Фрэнк ждал меня в порту. Он улыбался всеми своими белыми зубами.
- Видишь, я не прогадал – ты явился.
- Я думал, ты во мне ни минуты не сомневался. – ухмылялся я.
- Ха! Отплытие ещё через два дня, у нас есть время покумекать.
- А как же знакомство с командой?
- Срастётся как-нибудь. Но потом. У нас будет долгое и тяжёлое плаванье; готов ли ты?
- А у меня есть выбор?
   Фрэнк засмеялся.
   Весь день мы отдыхали в квартире, и он мне рассказывал про свои путешествия. Я верил едва ли половине всего того бреда, который он нёс; но он заворожил меня. Если он хотел напустить страху – я с ужасом вжимался в кресло. Когда он говорил что-то смешное – я громко и звонко смеялся. Он имел странную власть над моими эмоциями; и это завораживало.
   Ночью, когда мы сидели у камина, я снова заговорил с ним.
- Тебе никогда не приходилось совершать ошибки?
- Ошибки свойственны всякому; глупый вопрос.
- А что ты делал, чтобы их исправить?
   Он странно улыбнулся.
- Ничего.
   После этого мы пошли спать.|Журнал Эмиральдо. Часть 1.

0

8

Свернутый текст

- Это – Америка!
   Эта фраза надолго засела у меня в голове и мучает меня, откровенно говоря, до сих пор. До коих минут должны продолжаться поиски человека, которого я ненавижу? Будни одни за другими оттягивали мою злобу – Штольц этому способствовал. Он постоянно находил мне занятие, поясняя: «Ты должен отрабатывать деньги, которые я тебе плачу!». Я же видел, что моё недовольство его попросту раздражало.
- Это – Америка!
   Корабль скрипел и качался. Быть в плену было отвратительно. Штольц продумал до мельчайших подробностей наш побег, но минуты тянулись медленно, скверно. Из разговоров матросов на палубе мы знали, сколько ещё оставалось терпеть. Всего плаванье занимало несколько месяцев; месяцы загнивали в секундах. Вроде бы и чуешь – идёт секунда бесконечно, и мучению, будто бы, не придёт конец, и вот уже – первый месяц. И столь радуешься, что прошёл целый месяц, сколь голову пронзает острая горечь, что осталось столько же.
     Врач дал мне пару дней жизни. Я сильно хворал, харкал кровью. Штольц жаловался, когда я только заболел, что я выбрал неподходящее время. Он знал лечение, я просил его, но он пояснял мне: «Нас казнят; твоя болезнь даёт нам необходимое время!». И ещё бы – капитан злорадствовал, что болезнь перейдёт на Штольца, и мы оба мучительно издохнем. На второй день перестали пускать врача. Еду перестали давать вовсе, только лили сверху воду. Приходилось до боли в скованных руках оттягиваться. Вода разливалась почти вся по доскам, мы давились и кашляли, но жили.
   Лишь через восемь дней, когда я уже считал секунды, Штольц использовал колдовство для лечения. Его план этого касался; при помощи своей балалайки, на которой играл матрос сверху, я призвал свою цепь, и мы легко отделались от металла и древесины камеры. Я забрал свою балалайку, Штольц – чертежи и сумки. Всё было идеально, но врач, оказавшийся излишне честным, решил проведать меня. Мы встретились на палубе.
- Ты здоров! – озлоблено шипел он.
   Его голова, падающая в мою бывшую темницу, надолго засела в моём воображении.
   Мы схватили шлюпку и отправились к берегу. Почти половину наших припасов кончили матросы, ещё половину мы не успели взять – несли то жалкое, что осталось.
- Главное – книги! – тараторил Штольц.
И снова повторял:
- Это – Америка!

   Мы дошли до города за полдня. Опасаясь погони, мы прятались по углам деревянных домов и старались не выходить на большие пыльные дороги. Лишь раз я отправился в центр, где дорога, окружающая фонтан, создавала площадь. Там я достал для нас не выделяющуюся одежду и осмотрел главные здания. Это были Церковь, мэрия и трактир. Последнее место я жаждал посетить, но внутреннее чувство заставило меня свернуть в сторону Церкви.
   Там меня встретил монах. Это был добрый человек.
- Ты хотел бы поставить свечу за умершего? – спросил он, жестом руки показывая множество свечей на столах.
- Ты хотел бы помолиться Господу за здоровье близких? – спрашивал он, руки скрывая за спиной.
- Ты хотел бы отмолить грехи? – спрашивал он.
   Меня поразил жуткий испуг. Меня залихорадило как никогда, и я вышел из Церкви.
- Нет цены за мои грехи! – единственное, что донеслось до монаха.
   Я возвратился ко Штольцу.
- Что выяснил?
- В городе есть трактир. Я думаю, именно туда наведаются матросы Испанцев.
- Они все – испанцы… Значит, нам нужно идти дальше.
- Дальше ничего нет! – улыбался я, - этот город – один из немногих в Мексике. Наш дорогой капитан – руководитель экспедиции в глубины джунглей. Они хотят освоить эти земли, приручить туземцев и отстроить как можно больше городов.
- Конкистадоры! – поднял палец кверху Штольц, - Эти земли не примут от них ничего, кроме бед и смертей. Всего три корабля, значит – не армия.
- В смысле?
- Я думаю, испанцы будут рады получить здешние земли. Они ничего не стоит – приди и бери. Владельцы больших земель, конечно, останутся в своих пределах, а вот не такие везучие навострят нос сюда.
- Нам с этого какой прок?
- Прок? Мы должны поторапливаться, Эмиральдо. – тогда он достал трубку и закурил, - Когда сюда прибудут будущие землевладельцы каждый с небольшой армией – будет не до походов в Джунгли.
   Дальше разговор не шёл – он с диким восторгом выдувал дым колечками.
   Я, несмотря на ощущение опасности, решил посетить трактир. Я столь долго не развлекался, что чувствовал в этом острую необходимость. Трактир был двухъярусным, внутри стояли столики и царила атмосфера спокойствия. Я подошёл к женщине, протирающей свои очки.
- Где хозяин трактира?
- Занят. Чем могу помочь?
- Я хотел бы заказать музыканта.
   Она осмотрелась с удивлением, затем косо на меня взглянула.
- Нет тут таких.
- А как же я?
   Такое изумление, стоит заметить, я встречал редко. Она перестала совершать вращательные движения платком и смотрела на меня ошарашено. Но жадность победила всякий рассудок, и она разрешила мне сыграть.
   Начинать с громких и задорных песен в обществе испанских солдат – не самая лучшая идея, и я это понимал. Я начинал с самых знаменитых испанских народных песенок, чем воодушевил добрую половину трактира. Остальным было, как-то, всё равно. Парочку вскрикнули «Музыкант!», показывая в своей улыбки косой где от природы, где от жизни прикус. Меня же привлёк один человек. Он не был испанцем, имел гражданский вид. Но более всего меня заинтересовала аура этого человека. Что-то демоническое витало в нём, неестественное для человека. Он не был волшебником, даже таким кривым, как Штольц; он был связан тесно с миром духов. Внешность – европейская, чем-то женственная, но глаза – жёсткие, холодные. Я решил за ним проследить; что, впрочем, он сам не дал сделать.
- Ты мог бы брать неплохую цену за такое искусство! – улыбнулся он искренне, подойдя ко мне.
- Раздаю себя безвозмездно. – жмурился в свою очередь я. Он на это неприятно улыбнулся.
- Но, может, ты не будешь против - опрокинуть одну-другую бутылку вина?
- Вино? Да какое здесь может быть вино?
- Истина в вине. – снисходительно разводил он руками, - А истина бывает всякой. Но здешняя истина тоже неплоха на вкус.
- Задарма любое пойло. – пожал я плечами.
   Я окончил игру, сыскав некоторое приветствие слушающей публики. Хозяйка с услужливым добродушием на лице принесла нам вина.
- И что же делает здесь англичанин? – спросил тогда незнакомец.
- Видимо, то же, что и демон.
   Я немного возгордился собой, когда на его лице появилась удивлённая мина. Всё-таки, не зря меня Штольц магии пытался учить.
- Плохое местечко, для обсуждения подобного. – заговорил он резко на английском.
- Глупая конспирация – тут образованные дворяне, а не необразованная дворня.
- Мне легче на английском. – пояснил он, улыбаясь, как будто пять минут назад его демоном никто не называл, - Даже не буду спрашивать – как. Ты меня удивил, а я давненько не удивлялся!
- Рад. Только у меня к тебе вопросик есть.
- Я же сказал – не здесь. – он приблизился близко ко мне и прошептал, - Я ведь тоже не просто так сюда пришёл. Сегодня вечером.
   И мы договорились о месте встречи. Мне оно не понравилось, но его это удовлетворяло. После этого между нами произошёл невинный совершенно разговор.
- Давно не видел девушек… - начинал, улыбаясь, я.
   Позже я подошёл к Штольцу.
- Что выяснил?
- Я нашёл того, кто, может быть, знает о Ванштейне.
- Тебя просто дурят… - он снова курил, - Либо расскажут то, что мы уже знаем, либо и вовсе тыкнут ножом в спину.
- Но попробовать стоит, не думаешь?
- Опасно… - он скалился, - За нами охотятся испанские власти. Едва ли будет хорошо, если тебя сдадут им. Могут сразу вздёрнуть, я даже ойкнуть не успею.
- Он не испанец, он демон.
- Лучше бы ты встретил испанца. – он был удивительно спокоен, - Держи ухо востро, демоны просто так временной промежуток не нарушают.
- В смысле – временной промежуток?
- Они живут в своём пространстве. Оно, как и все другие пространства, имеет своё собственное время. Так что, переходя в другое пространство, они переходят и в другое время.
- Бред. Пространство и время – разные вещи!..
- Эмиральдо, не строй из себя идиота. Вспомни алгебру, если изучал с учителями на уроках актёрского мастерства. Движение есть перемещение в пространстве в какой-то промежуток времени. Так и тут.
- Всё так просто?
- Просто – когда рукой махаешь. А из мира в мир перейти… Эмиральдо! Я сам понятия не имею, как они это делают! В общем, не доверяй мерзавцу ни в коем случае. А теперь – дай мне отдохнуть, итак меня лишними мыслями нагружаешь.
   И я отправился спать. Сон перед важным делом никогда не вредил.

   Я пришёл в назначенное место в назначенный час. Демон меня ждал. На нём был длинный плащ, намокший от начавшегося ливня. Я же закутался в непромокаемую ткань, которую «одолжил» у Штольца. Когда я приблизился к нему, он ухмыльнулся:
- Этот блеск в глазах!.. Конечно же, это ты, Фестиан.
- И тебе не хворать, как бы ты не звался.
- Называй меня Асмо. Думаю, на этот раз в меру пафосно…
- Каждый раз подбираешь имена? – ухмыльнулся я.
- Отнюдь. – его лицо разгладилось, - Что же ты хотел спросить?
- Знаешь ли ты что-либо об Абрельхаме Ванштейне?
- Сложно найти существо, о нём не знающее. Сёрфер по пространствам и мирам, создающий без магического дара артефакты, за которые руки оторвёт сам Властитель.
- Сёрфер? Властитель?..
- Он мастерски умеет перемещаться между мирами! – пояснил вдохновлено он – А про Властителя тебе и вовсе необязательно знать. Есть такой джигит.
- Нового ты мне, в сущности, не сообщил. – расстроился я, что новое мной услышанное слово ни черта нового не означает. Асмо пожал плечами.
- А должен был? Информация дороже денег.
- И что ты хочешь?
   Он хитро улыбнулся.
- Один из здешних офицеров держит у себя дома одну статуэтку. Я бы искренне хотел, чтобы она оказалась у меня.
- В чём проблема? Заходишь – забираешь.
- Если бы всё было так просто, едва ли я стал бы придумывать план. Офицер – уважаемый у себя на родине дворянин. Сам испанский король желает, чтобы он возвратился целым и невредимым. Он будет служить ещё три недели в здешних местах по собственной воле, затем отправится обратно. Но его дом – лучший из здешних, охраняется надёжней даже мэрии. У меня ушло два месяца только на то, чтобы его найти в здешних джунглях!
- И тебе нужен напарник.
- В точку! – он широко улыбнулся, - Ты сам видишь, что тут сплошные испанцы. С ними иметь дело – себе дороже. Те, которые согласятся, сами нож в спину воткнут.
- А где гарантия, что я не воткну?
- Мы с тобой одной крови. – в его глазах неожиданно вспыхнуло что-то дьявольское, странное и необъяснимое, но тут же погасло, оставив в моей душе лёгкий осадок, - Мы с тобой связаны, хотя ты и я – из разных миров.
- Просто авантюристы. – на сей раз улыбнулся я.

   Я не стал снова возвращаться к Штольцу. Мы с Асмо обговорили все условности, и теперь я задумался над всем им сказанным. Как я понял из его поведения, статуэтка была ему нужна едва ли. Он просто её захотел. Он страдал редкостной манией самодовольствия, отчего весь пылал достоинством, скорее завышенным. Что-то мне подсказывало, что лучше стоит держаться совета Штольца. Но внутренний «Я» загорелся, запылал тысячью солнц – я снова иду на дело! Сердце затронула приятная дрожь. Я почти забыл, каково это. Упускать возможность утереть нос испанцам – большая роскошь для меня.
   Я лежал и дремал, скорее услаждая своё воображение игрой образов, чем определёнными мыслями. Тогда ко мне неожиданно пришла ясность, что нужно делать.

   На следующий день, как и предполагалось, я оделся в принесённую Асмо одежду, и мы вместе направились в дом. Там этот офицер проживал вместе со своей семьёй.
- Он боялся оставить их в Испании. – пояснял мне Асмо, - Там сейчас неспокойно.
   Затем он повторил план:
- Антонио Бланко Касто живёт вместе со своей дочерью Монсеррат, женой и двумя мальчишками – Диего и Давидом. Статуэтка, как и множество других реликвий, находится где-то… в области этого дома.
- Радуешь.
- В том и беда, что статуэтка сама – чёрт знает где. Наша задача – стать друзьями семьи и разыскать под видом заинтересованных антиквариатом эту самую статуэтку.
- Как хоть она выглядит, ты мне пояснишь?
- Ты сам всё поймёшь, когда увидишь её. – улыбался он, - Естественно, она – моя. Всё остальное, что узрят твои глаза, можешь забирать себе.
- Даже Монсеррат? – хитро улыбнулся я.
- Нет, это сокровище тебе украсть я не дам.
- Самодовольство ещё никого не спасало.
- Нет такой женщины, которая могла бы устоять передо мной!
   Он пригладил волосы рукой и махнул ей же в сторону дома
- Идём.
   
   Нас встретили хорошо. Ложь прикрыла глаза прислуги, вызвав у неё всплеск почтительности, а хозяевам задурманила разум. Антонио был толстым испанцем с пышной причёской, влажными щеками и руками, что вызывало отвращение. Его ноги и руки были столь огромны, словно их поразила слоновая болезнь. Он пожал нам руки и провёл в гостевую – просторную залу, где было много сидений.
- Рад вам у нас в гостях! – сказал он по-английски, - Видеть здесь кого-либо, кроме испанцев, чрезвычайно приятно.
- Шерлок Вестигнауз. – кивнул учтиво Асмо, затем показал на меня, - Мой компаньон и близкий друг, Фестиан Ривз.
- Рад! – повторял Антонио, - Чрезвычайно рад!
   После небольшого разговора, имевшего чисто формальный характер, мы уселись в кресла возле друг друга. Антонио угостил нас вином, отозвал слуг и позвал свою семью.
- Прошу прощения, мои сыновья сейчас отсутствуют. Но мои жена и дочь вам так же чрезвычайно рады! Знакомьтесь! Луиза и Монсеррат. Луичитта, разлей гостям нашего чрезвычайно хорошего вина.
   Луиза исполнила просьбу мужа, затем встала возле него, как и дочь. Обе дамы были весьма милы и красивы, однако не «чрезвычайно», коим словом не пренебрегал Антонио. Но во мне уже включились определённые механизмы. Асмо объявил мне дуэль на сердце Монсеррат, и я не мог позволить себе отступить. Судя по выражению лица, тот уже это понял. Мы оба поцеловали руки дамам, после чего выпили вина. Гадость.
   Девушки отошли в стороны, и мы с Антонио остались втроём.
- Разве у вас не служба?
- Формально. Чрезвычайно не люблю насилие, знаете ли. Даже не знаю, как держать мушкет! И я абсолютно серьёзно. Виды выстроившихся в ряд солдат вызывают во мне сильную тошноту. Поэтому я даже на построении не появляюсь.
   Мы с Асмо переглянулись. Антонио не оставил это незамеченным.
- Я многого достиг в Испании! Моё хозяйство столь обширно, что само назначает цены на рынке. Я взял под контроль всю Испанию, не побоюсь признаться! В своём возрасте!
- Это вызывает большое уважение! – сдерживая ехидство, слегка наклонил голову я, - Мы впечатлены вашими успехами и решительно настроены наладить с вами партнёрство.
- Замечательно! Мне надоели эти моралисты, неудачники и прохиндеи…
   Далее мы говорили о несуществующих планах. Антонио был так вдохновлён нашими россказнями, что немедленно скрепил контракт своей подписью. Сам контракт не имел для нас значения, но являлся первым пунктом нашего плана. Я, несмотря на радость, не мог отделаться от презрения к хозяину дома. Я сам не служил в армии, потому как был у короля в прислугах, но я прошёл учения военному ремеслу. Меня всегда поражали люди, рискующие своей жизнью на войне, и их героизму я часто посвящаю свои баллады. Антонио же не только пренебрегал важными и полезными учениями, но и оскорбил всю армейскую службу свои отношением. Его вялость, его ничтожность выпирали пуще его жира. Он словно желе, которое спокойно растекается по сосуду ровно до того момента, пока в сосуд не опускается ложка. Асмо к этому не проявил особых чувств. А есть ли у демонов армии? И если да, значит – они воюют? С кем? Друг с другом? Штольц мне рассказывал, на что способны даже мелкие представители Мира Духов. Если демоны выше по могуществу, то что может противопоставить им мы? Я спрашивал Штольца много позже. Он лишь самодовольно улыбался, уклоняясь от ответа.
   День шёл в обсуждении совместного бизнеса. Ни я, ни Асмо не могли отвлечься на свою главную задачу. Даже второстепенной – охмурить Монсеррат – не уделили внимания. В конце дня, Антонио пожал нам руки и спровадил нас.
- Она моя. – неожиданно и злобно рявкнул Асмо.
- Делят деньги. – уклончиво улыбался я, - Девушки не должны вставать между партнёрами.
   Он усмирил себя, но продолжал глядеть на меня с ненавистью.
Я возвратился к Штольцу. День подошёл к концу.

   На утро этого дня у нас было намечена вторая часть плана. Штольц не стал расспрашивать меня, чем я собираюсь заняться. Лишь угрожающе напомнил, чтобы я не делал глупостей. Я усмехался ему. Но именно глупостями я и собирался заниматься.
   Асмо ждал меня на уже знакомой мне поляне возле особняка.
- Вчера мы наладили отношения. Сегодня уговариваем его провести экскурсию.
- Проблемами могут стать прислуги и дети.
- Мальчишки навряд ли будут бегать с нами. Внимательно оглядывайся, но…
- … Но не привлекай внимания. Знаю-знаю. Никто и не поймёт, что моя дотошная осмотрительность - далеко не любопытство.
- Я надеюсь на это. – холодно закончил он, так же прохладно на меня глядя. Я не сомневался в его подлости, имея козырь в своём рукаве. Но сейчас мы – партнёры. Я знал цену этому слову.
   Антонио встретил нас так же горячо и приветливо, повторяя это ненавистное «чрезвычайно» каждый раз, когда оно подходило к очередной фразе. Мы не смогли напроситься на прогулку по особняку, так как в тот момент шла на полном ходу уборка всех помещений.
- Луиза и Монсеррат ушли на прогулку. – извинялся он, - А мне никак нельзя. Генералы меня недолюбливают, хотя их об этом никто не просил. Официально, я сейчас тяжело болен и не могу встать с постели. Это меня освобождает от глупой службы, а - главное! – с каким шиком меня, волшебным образом выздоровевшего, примут на Родине!
- Хитро! – с фальшивым восхищением заметил Асмо, - Жаль только, что нельзя прямо сейчас осмотреть ваш замечательный дом.
- Чрезвычайно! – добавил я.
   Но хозяин оказался неприступен. Мы перенесли планы на следующий день, направив своё внимание на бесплатную выпивку. Против моих планов, даже до неё я не смог добраться.
- Ко мне сегодня заходит погостить капитан недавно прибывшего «Авангарда». Я уверен, они составят нам замечательную компанию!
   На моё счастье, волну ужаса, прошедшую по моему лицу, заметил лишь Асмо. Он сразу всё смекнул.
- Жаль, но Фестиан не сможет присутствовать при этом.
- Почему же, дорогой Фестиан?
- Видите ли, - моё воображение вытащило пару отговорок, и я воспользовался наиболее подходящей, - сегодня я поминаю своего отца. Он уже двадцать лет как умер.
- Какая жалость! Но не лучше ли это сделать в компании?
- Традиции! – опускал я голову, на дело же выдыхая с большим облегчением. После этого я покинул особняк.
   Я решил прогуляться вдоль пляжа. Волны раз за разом наступали на песочный берег, оголяя ракушки и мелкие камушки под песком, затем снова их засыпая; я всмотрелся в отдающую зеленью воду. Меня поразило странное чувство: чуткое и абсолютное ощущение глубины этих вод. Внутри них обитает жизнь, неизвестная, таинственная. Какие монстры и каких размеров могут прятаться в бесконечности глубины? А, может, там целое королевство не знающих бед подводных людей? Им неведомы войны и глупость, они живут в тишине и любви друг к другу. Идеальный мир, который не потревожат ни людские битвы, ни людская подлость; разве что редкий разбитый корабль, полный сокровищ, опустится на крышу одного из домов, но едва ли потревожит покой счастливых подводных созданий. Как бы я хотел жить там, а не здесь, вдыхать солёную воду, а не бренный воздух! Как бы я хотел забыть обо всех грехах, что совершил! Обо всех женщинах, что любил! Обо всех мужчинах, чью кровь пролили мои ржавые клинки! Но океановый прибой приносит лишь холодный свежий воздух, закрывая от взгляда постороннего безмолвное королевство подводных людей.
   Погрузившись в эти мысли, я и не заметил, как подошёл к фигуре человека, сидящего на песке. Это оказалась Монсеррат.
- Моё почтение. – произнёс я, оказавшись рядом с ней. Она, не поворачиваясь, ответила:
- Я слышала ваши шаги, господин Фестиан. Мне нет дела до ваших с папой забот, не втягивайте меня в них, пожалуйста.
- Даже мыслей таких не было. – я присел рядом с ней, коленками подпирая локти.
- Правда? – она с подозрением на меня поглядела. Пришлось посмотреть на неё самым искренним из всех моих взглядов.
- Я вам поверю. Пока что. – немного пораздумав, она добавила:
- Что вы думаете, глядя на океан?
- Обо всех погибших моряках, чья судьба соткала из них героев.
- Вы врёте. – она улыбнулась.
- А что ты думаешь, глядя в эту синь?
   Ветер тихонько раздувал пряди её чёрных волос, оголяя её лицо. Волны с шумом опускались на песок, а затем затягивали его вглубь вод; она глядела на это с тревожным раздумьем.
- Мне кажется, что где-то там есть счастье.
   Я смотрел на неё пару секунд, затем снова повернулся в сторону океана.
- Многие поэты пытались понять, что они чувствуют, глядя на него. Океан таинственен…
- Послезавтра будет полнолуние. – заметила Монсеррат, неожиданно дерзко взглянув на меня, - Будет страшной ошибкой с вашей стороны, если вы не будете гулять по этому самому берегу тем вечером.
   Она меня удивляла. Я уже хотел было отказаться от мыслей о её соблазнении, но она вновь возродила во мне приятное чувство. Чувство ощущения её. Её мыслей, её ощущений.
- Согласен. – улыбнулся я.
   Меня едва ли беспокоила возможная победа над планами Асмо.
   Монсеррат ушла вдоль берега к особняку отца, а я вернулся ко Штольцу. Тот встретил меня радостно.
- Майя! – воскликнул он, едва я зашёл в подвал.
- Я не понимаю местного наречия.
- Это название племени ацтеков, которое мы должны найти! Это мне многого стоило, Эмиральдо. Если честно, чего-то толкового от духов и от местных добиться было невозможно. Но я смог найти компромиссы и выведал это одно слово – Майя.
- Что это нам даёт?
- Придём на место, и ты всё поймёшь! – уклончиво отвечал он. У меня не было сил стоять на своём. Я просто пошёл спать.

   Этим днём Штольц начал сборы. Он сказал мне, что у меня два дня, чтобы поправить дела, а затем – в путь. Как только я пришёл в назначенное место, я сказал Асмо, что у меня мало времени.
- Как не вовремя ты меня подводишь! – оскалился он, - Постараемся выложиться до послезавтра.
    Мы пошли к особняку. По дороге Асмо, по обыкновению, начал рассказывать о нынешних планах:
- Сегодня мы осматриваем дом Антонио. Будем надеяться, что нужная нам реликвия стоит в доступном и видном месте, иначе… чёрт знает что! Ночью проникаешь в подвал и ищешь там, а я – на чердаке. Сомневаюсь, правда, что эта гора жира станет прятать статую в подобные места. Думаю, что она стоит на какой-нибудь полке. Стянуть её не составит труда. Но главное – не привлечь внимания! Торопиться не надо, лучше всего всё сделать в последний момент. Ты исчезнешь, я исчезну – никто и не подумает о нас. Мы пришли.
   И верно – мы стояли уже у побеленной стены особняка. Нас встретил слуга, открыв большие двери и пустив вовнутрь. Там нас уже ждал Антонио.
- Чрезвычайно рад! – расплылся в улыбке он. Мы поговорили минут десять, поддерживая неформальность нашей встречи, затем навязались на прогулку по комнатам особняка. Вместе с нами шли Монсеррат и Луиза, младшие братья бесновались в своей комнате. Мы обходили просторные залы и кабинеты, рассматривая множественные картины и реликвии, привезённые из Испании. Было и множество статуэток, но Асмо к ним не проявлял никакого интереса; не проявлял его и я.
- Нам лучше разделиться. – неожиданно заметила Луиза, оглядываясь назад.
- Что такое, дорогая?
- Какие-то мужчины, дорогой. Нам стоит взглянуть.
- Мы не можем оставить гостей одних!
- Дорогой, я всегда поражалась твоему вниманию. Почему бы господину Шерлоку не пройтись с нами? Уверена, ему будет интересно узнать о твоих планах.
- Чрезвычайно хорошо! – отозвался Антонио, - Вы не против?
- Что вы. – Асмо закрыл глаза и показал ладонь в знак согласия. Одновременно с этим, он оттопырил мизинец в мою сторону. Знак я понял.
   Мы остались с Монсеррат одни.
- Ты проводишь меня?
- Именно туда, куда вы хотите. – она странно улыбнулась мне. Подобная улыбка страшно меня удивила, потому я заподозрил в её словах неладное. Пока мы ходили по коридорам, она рассказывала мне странную историю, которая до сих пор держит меня в каком-то жутком состоянии причастия:
- Когда-то давно, на этом самом месте стояла хибара одного из местных ацтеков. Он был изгнан отовсюду, ибо совершал везде грехи. Он выживал ловлей рыбы, и молился ежедневно великому Богу дождя. Так он провёл пятнадцать лет, затем ещё пятнадцать, и ещё. Он пережил всех своих соплеменников, и уже сменилось целое поколение. Однажды, он пропустил молитву Бога дождя и отправился в старое племя, чтобы вновь стать частью племени. Его приняли с радостью, напоили и накормили. Уже никто не помнил о грехах старого ацтека. Он был счастливее, чем когда-либо. Но природа его была уже научена, и он вновь совершил грех, да пострашнее, чем все предыдущие. И не смогли простить его те, кто вчера приносил ему фрукты и ягоды, и он был вновь изгнан. Он снова пришёл в свою хибару, но не было ему теперь покоя. И рыба не ловилась больше, и море вскипело. Он снова помолился Богу дождя. Но не смог простить Бог дождя, что старик оставил его ради людей, и нагнал он на него самое страшное проклятие. Пляж застыл меж времени, и старик застыл вместе с ним. И невозможна никакая жизнь на пляже у дома старика, пока не найдётся тот, кто снимет страшное проклятие Бога дождя.
- Забавная сказка.
- Это не сказка! – обижалась она, - Это реальная история. Вскоре после этих событий ветер пригнал в эти края конкистадоров, и на месте хибары старого ацтека построили этот особняк. Испанцы удивлялись, когда увидели на берегу домик, а внутри – скелет бедного рыбака. Так особняк и назвали – Каза Юрал Побре Пескадор, что по-испански – Домик Бедного Рыбака.
- Невероятно.
- Вы всё равно не верите!
- Я не верю многим вещам, и в то же время поражаюсь им. – учтиво отвечал я.
- Мы пришли.
   Это был просторный кабинет. Главный кабинет Антонио. Уже подходя к нему, я почувствовал странный трепет в груди. Теперь же я его мог, буквально, пощупать. На столе стояла статуя Абельхама. Моего отца.
- Ванштейн… - непроизвольно прошептал я. Монсеррат улыбнулась.
- Вы именно её искали? – она смотрела на меня чутким и умным взглядом. Я внезапно ощутил, что не могу лгать.
- Именно.
   Она подошла к столу и дотронулась до неё. Казалось, статуэтка вспыхнула на секунду сиреневым цветом. Я был готов поклясться чем угодно, что видел сияние, но оно исчезло через мгновение, и я решил, что мне показалось.
- Завтра будет полнолуние. Я уверена, статуэтка неожиданно потеряется где-нибудь на пляже, а вы её безусловно найдёте.
   Я был чрезвычайно потрясён. Я хотел уж было дать какой-нибудь ответ, но снизу нас позвал Антонио, и Монсеррат проскользнула мимо меня, направляясь вниз. Я последовал за ней.
   Мы ещё пару часов разговаривали с семьёй Бланко Касто. Антонио сказал, что следующим днём они будут праздновать день рождения Монсеррат, и пригласили нас. Затем мы удалились.
- Ты нашёл её? – беспокойно спросил меня Асмо.
- Да.
   Затем я прибавил:
- Ты был прав, её ни с чем не спутаешь. Всё-таки, мой отец.
- Это было такое меткое совпадение! – улыбнулся он, - Но статуя всё одно – моя.
- Уговор в силе, я помню. И я не собираюсь его нарушать. Надеюсь, ты тоже.
- Я дал слово!
   Но ему я не верил.

   Под вечер я возвратился ко Штольцу. Тот делал записи в своих тетрадях.
- Поправил дела?
- Завтра – крайний срок.
- Надеюсь. У меня всё готово, только тебя жду.
- Спокойной ночи.
- И тебе.
   Я удалился спать.

Ночью я пару раз просыпался в холодном поту. То неожиданно во время сна я слышал страшный голос Штольца, вещающий «Это – Америка!», то вспоминал историю бедного рыбака, которую рассказала мне Монсеррат. Почему я мучился? Что выводило меня из равновесия? Какая-то сила влияла на меня, пробуждая во мне страшное беспокойство. Я зря сунулся в эту аферу. Штольц уже нашёл источник информации о Ванштейне, зачем мне всё это надо? Мне не нужны богатства, ведь у меня есть богатый друг, который поделится любой суммой. Но Монсеррат… что-то в ней пугало, но и это что-то тянуло со страшной силою. Впервые я повстречал такую девушку. Я влюбился? Едва ли. Я находился в состоянии беспокойного сумасшествия: то моё сердце охватывало неожиданное буйство, то по всему телу расползалась апатия, то всё смыкалось в порочный круг, из которого уже нельзя выйти; тогда я плакал. Эта кошмарная ночь надолго запомнилась мне. Я половину ночи мучился со всем этим, но, затем, смог уснуть.

Этим утром я был беспринципно разбужен Штольцем. Он сказал, что по городу ходят стражники и ищут убийц, прикончивших на кануне мэра. Я дал ему слово, что это сделал не я, а затем отправился в назначенное место.
   Я ждал Асмо часа два, чутка подрёмывая. Когда тот появился, мы обсудили новые планы:
- Просто берём и уходим.
- Согласен.
   Я утаил от него, что статуэтки уже нет на месте. Мне вдруг захотелось поглядеть на его лицо, когда тот удивлён. И мне открылась эта возможность, когда мы прошли в особняк к Антонио. Тот был взвинчен, ходил взад вперёд и что-то бубнил.
- Приветствую! – распростёр руки Асмо.
- Рад. – ответил Антонио, едва отвлекаясь, - Вы не находили вчера статуэтки Великого Создателя Артефактов?
- Нет, что вы. – улыбнулся я. У Асмо едва не отпала челюсть, но он себя сдержал, - А вы её потеряли?
- Какая неприятность! – хмурил тот бровь, - Подарок самого Короля! Я обещал хранить её пуще зеницы ока. Как она могла потеряться?
- Я уверен, вы её найдёте.
- Да, вы правы. Сегодня праздник, не дело тратить время на подобные пустяки.
   После обеда нас ждал бал. Было множество гостей: дамы в пышных нарядах, господа в местных не менее роскошно расшитых платьях. Я, глядя на туалет Асмо, я присвистнул. На нём была одета блестящая рубаха с узорчатыми пуговицами, сверху – фиолетовый жилет, расшитый жёлтым узором на плечах и спине, с тонко пришитыми атласными лентами на груди, штаны его имели тоже фиолетовый цвет, а на коленках так же было вышито жёлтой нитью, примерно с колен фиолетовые штаны заканчивались, ноги были плотно прикрыты белейшими кальсонами, на ногах он носил чёрную обувь, в которой чудным образом совмещалась красная атласная ткань и жёлтая позолоченная нить. В руке он держал чёрную трость. Мне, надевшему типичный чёрный костюм, напоминающий глупые доспехи, оставалось лишь завидовать убору демона.
- Ты немного прогадал с модой. – заметил я ему.
- Да, я заметил, что на меня как-то странно смотрят. – ухмыльнулся неуверенно он, - Но в чём же дело? Роскошнее этого наряда здесь нет ничего! Может, завидуют?..
- Ты высокого о себе самомнения. Просто испанцы носят на подобных приёмах исключительно чёрные наряды.
- Какая глупая традиция!..
- Шерлок, Фестиан! Чрезвычайно рад, что вы явились! – обратился к нам неожиданно Антонио. Его слуга прошмыгнул мимо нас, и у меня с Асмо в руках неожиданно появились бокалы с разбавленным коньяком.
- Шерлок, ваш наряд… впечатляющий!
- Благодарю. Видите ли, остальные мои костюмы ещё более не подходят к такому празднику. Мне искренне жаль, что своим видом я вызываю непочтительность к вам…
- Какая непочтительность, о чём вы! Я рад, что своим видом вы разбавляете однотипность моих гостей! – ударился в пояснения Антонио, будто секундой назад нанёс Асмо оскорбление, - Эти испанские колонии! Я понимаю вас, найти одежду по традиции хозяев дома очень не просто в Мексике.
- Я всё равно извиняюсь. – продолжал своё Асмо, и в его глазах я уловил самодовольствие, - Постараюсь всеми силами загладить это упущение с моей стороны.
- Что вы! Что вы! Чрезвычайно! Чрезвычайно красивый наряд!..
   Я отошёл от них, чтобы не выслушивать бесконечную тираду восхищения своего партнёра. Пройдясь между пар и нескольких групп испанцев, я увидел в далеке большое скопление людей: то собрались вокруг Монсеррат её поклонники и поздравляли её. Она на секунду бросила на меня дерзкий, и вместе с тем манящий своею неприступностию взгляд, но затем вернулась к усатым мужчинам. Она начала со мной игру, у которой я не знал правил. И это мне нравилось мало. Я привык владеть ситуацией, а не быть её заложником. Я внезапно ощутил сильное чувство опасности. Как выяснилось позже – не попусту.
   Начался бал. Музыканты взялись за инструменты, и музыка полилась со всех сторон, нескончаемое количество раз прыгая между гладкими стенами огромного зала. Асмо хотел было предложить станцевать Монсеррат, но Антонио попросил его стать партнёром по танцу с Луизой. Тот не смог отказать.
   Я стоял в стороне от танцующей массы, незаметно отойдя ранее. Коньяк прожигал горло, и на груди оставалось приятное ощущение, затмевающее всякие мысли. Я отдался этому ощущению, абсолютно абстрагировав себя от происходящего. Но мою нирвану прервал сладкий голос Монсерат:
- Вы не составите мне пару?
   Я не смог найти причину, чтобы отказать. Да и что уж тут – я люблю танцевать! Танцы были совершенно разные. Иногда, чтобы развлечь гостей, оркестр вдруг играл задорную музыку, и все гости, подобно детям, делали замысловатые перемещения по залу, кувыркались и водили хороводы. Всё это время мы с Монсеррат молчали. Лишь смотрели друг в другу в глаза. Холод мерил холод, мрак зрел во мрак. Мы были две туфли танцора, две луны в небе, решающие каждый за себя, как к подобному обстоятельству относиться. Я встретил человека, равного себе по душевному строю. И во мне воспламенялась не то радость, не то – вдруг – невероятное возмущение: в этом мире есть только один я!
   Музыка окончилась, и Монсеррат покинула мои объятия, ускользая по лестнице наверх. Ко мне подошёл Асмо. Его вид был презирающим, но довольно спокойным.
- Значит, я проиграл спор.
- Ты либо слеп, либо тебе настолько неприятно подобное сложение дел, что ты в это тут же веришь. Я не смог соблазнить её…
- Отчего ж?
- Она таинственна…
- Значит, поприще свободно?
- Она таинственна, дорогой Шерлок. – я улыбнулся, - Пробуй, но она строит планы не вокруг тебя.
- Строит планы? – в его голосе послышались нотки надменности.
- Она что-то задумала на мой счёт. И я не могу сказать, что это что-то – столь уж приятное.
   Демон взглянул на меня чуть более надменно, но затем повернулся и подошёл к Антонио. Диалог был кончен. Бал – продолжался.

   Я поражаюсь своему спокойствию в сложных сиуациях. Ведь то, что случилось после диалога с Асмо – событие выходящее за рамки обыденности. В зал вдруг ворвалась стража. Испуганные гости выстроились у стен, а капитан стражи начал осматривать толпу. Когда его взгляд остановился на мне, я увидел на его лице злорадство. Капитан «Авангарда». Меня связали и поволокли прочь, гости испуганно переговаривались и шептались, но никто не решился даже спросить капитана, что происходит. Молчаливее всех был Асмо. В его взгляде читалась всё те же уже тошнотная надменность и злорадство. Меня сдали!
   Через полчаса дороги на конях, мы оказались в местной казарме. Внутри были склады оружия, пушки и боеприпас. Меня заволокли в подвал, в одну из мелких каморок, и усадили за стол.
- Ты убил мэра. – не спрашивая заявил капитан стражи.
- Когда вы успели сменить должность? – в свою очередь спросил я. За что получил звонкую оплеуху.
- Завтра твоя казнь. Готовься.
- Что, даже суда не будет?
- Твоя вина не требует доказательства присяжных. Она очевидна даже для слепца.
- Я к этому отношения не… - я не успел договорить, так как по моему лицу пришёл ещё один удар. Стража отволокла меня подальше, затем заперла в одной из мелких каморок, но уже другого типа: в той хотя бы не воняло. Тем не менее, я был спокоен. Уже был вечер, и из облачного неба слегка проступала полная луна. Я опаздываю на встречу с Монсеррат – вот, что меня больше всего беспокоило. Я просидел чуть более часа, осматривая каждую трещину моей темницы, и тут я услышал звуки открывающегося замка. На пороге стоял стражник. Но это было наименьшее из удивительного. В руке он держал мою балалайку. Он положил её возле меня и удалился, оставив меня в полном ошеломлении.
- Ну спасибо… - только и проговорил я, призывая из Искажённого Пространства цепь-с-лезвиями.

   Когда я выходил из тёмных коридоров казарм, мне никто не мешал. Выйдя, я встретился взглядом со Штольцем.
- Вот и куда ты влип, объясни мне, пожалуйста?
- Всё в ту же круговерть, дорогой Штольц!
- Скажи мне спасибо, что я решил подышать свежим воздухом перед сном и увидел, как тебя волокут сюда. Мне стоило больших усилий околдовать стражу. К счастию, местные отвыкли от волшебников.
- Спасибо. – искренне улыбнулся я, но затем тревожно прибавил, - Похоже, меня считают убийцей мера.
- Ага, знаю. Меня тоже. Я бы подумал, что это действительно сделал ты, но меня при этом точно не было. Да и вообще – никто не знал о нашем присутствии. Ну что, по коням и в путь?
- Постой, дорогой Штольц. У меня есть неотложные дела.
- Какие ещё дела?! Нас разыскивают, действие заклятия пройдёт через пару минут, нам предстоит долгий путь по джунглям, а ты!..
- Это недолго, Штольц, обещаю!
   На этих словах я рванулся в сторону берега.

   На пляже было тихо. Вода всё так же билась о берег, только теперь она была непроглядно чёрной. Лишь луна дорожка тянулась к горизонту, да небо, ещё не потерявшая цвет солнца, отдавало тёмно-синим. В остальном – непроглядная темень. Я шёл минут пятнадцать, прежде чем споткнулся о чьё-то тело. Я со страхом опознал в трупе Асмо. Меня сжигало двойственное чувство. С одной стороны, я был рад, что он получил заслуженное наказание за предательство. С другой – какой силой был повержен демон, представитель сильнейшей расы Мира Духов? И неужели к этой силе направляюсь я? Я себе не верил. Но я продолжал идти. Я шёл до тех пор, пока не увидел Монсеррат. Она держала в руках статуэтку моего отца.
- Я ожидал тебя, Эмиральдо Ванштейн! – грозно зашипела она при моём приближении, - Только ты мог снять с меня проклятие. Теперь же статуя трансгрессии духов содержит дух этого проклятого демона… Я пропал! И в этом – твоя вина!
   Я испуганно остановился.
- Монсеррат, ты ли это?
- Слепой идиот! – внезапно, она провизжала пару незнакомых мне слов, но после снова заговорила на английском, - Я Кел’Аман! Это тело – лишь вместилище моего духа. Я думал, что мне нужно поглотить тысячу душ, чтобы получить энергию, способную разрушить наложенное на меня Чаком проклятие. Но, когда явился ты, это внесло в мои планы коррективу. Один твой дух, дух сына Великого Создателя Артефактов, равнялся по мощи десяти таким, как Чак!
- Но как ты завладел телом Монсеррат? – я, скорее, оттягивал время, чем действительно хотел это знать. Я теперь понял, в чём заключалась таинственность этой испанки и её странное поведение.
- Эта самовлюблённая аристократка стала первой жертвой статуи Ванштейна. Она взяла её поиграть у отца, мелкая дура, и потревожила мой покой. Я увидел способности этого артефакта, после чего сам – в этот момент она ударила себя по груди маленьким кулачком, - переместил её душу в артефакт, а свою – в её тело.
- И ты хотел заполучить мою душу! Хитёр, бес. Да видно ты не учёл, что Асмо был подлее, чем ты.
- Асмодеус! – тут её лицо скрючила ненависть, - Он хотел поиметь это тело. А я не отличил его от тебя. Когда он подошёл ко мне, я просто вытянул из него душу. Но оказалось, что душа демона столь неустойчива, что артефакт потерял способность поглощать души… Одно меня тешит. – В этот момент она громко расхохоталась, - У этого идиота была способность отражать магию. Если бы он успел, он бы выгнал мою душу из этого тела и вернул бы Монсеррат на законное место. Тогда бы и трахнул её, на правах спасителя. Не правда ли, забавное обстоятельство?
- Твой артефакт теперь не работает. – громко и гордо заметил я, - Что ты можешь мне противопоставить?
- Я вижу все свойства твоего артефакта, гнусный червь! – она сплюнула, - Тебе не удастся им меня удивить! И – да! – мой артефакт потерял способность поглощать души…
   Он направил медную голову моего отца на меня.
- …но не вытаскивать их из тела. Прощай, Фестиан. Скажу честно, мне это будет приятно, но – главное!..
- Много разглагольствуешь, потерянный дух. СГОРИ! – луч огня внезапно поразил Монсеррат, оставив на её месте пылающий ад. Я с беспокойством обернулся. Сзади меня спокойным шагом шёл Штоль, протирая салфеткой очки.
- Штольц? Как ты?..
- Просто шёл по твоим следам. Не забудь спасибо сказать.
- Спасибо… - выпалил я. Штольц произвёл на меня мощное впечатление. Впервые я видел, как он использует боевое колдовство. Моё сердце наполнило восхищение им. Он же преспокойно потушил пламя ещё одним заклинанием и взял статую.
- Полезная вещичка… - он покрутил её в руках, - Чёрт, оплавилась чуть! Какая жалость!..
- Ты слышал, что это за штука?
- Да я и без этого духа знал. Статуя трансгрессии. Собственно, забирает душу из одного источника и отдаёт её другому. Ну, и является, по сути, хранилищем этих самых душ.
- Да, нам бы такая штука пригодилась…
- Пока она оплавлена – работать не будет. Вообще никак. Да и душу демона из неё вытянуть как-то надо... Я думаю, когда мы вернёмся в Германию, я займусь этим.
- А мы вернёмся?
- Стало быть, раз я так сказал. – после этого мы пошли в сторону города. Забирать свои пожитки и отправляться в путь.

   Ночью следующего дня Штольц завёл ещё один разговор.
- Ты ходишь хмурый. Неужели, жалко этого демона?
- Едва ли. Просто думаю о Монсеррат.
- Надеюсь, ты в неё не влюбился? Если что – она была мужчиной всё это время.
- Нет, что ты. Просто подумай, как ей не повезло! У неё была светлая судьба, но она встретила эту проклятую статую. Сколько несчастья и бед приносят артефакты моего отца!
- Твой отец был примечательной личностью, Эмиральдо. Мы сможем повернуть все его грехи вспять. Я думаю, он бы сам был бы рад, если бы ты использовал его артефакты ради вершения добра.
- Ты всё время говоришь об Орудии Апокалипсиса… Но я не понимаю, причём здесь добро?
- Нет артефактов, Эмиральдо, которые были бы однозначно плохими. Орудие Апокалипсиса способно к оному привести, попади оно в плохие руки. Но мы его найдём раньше. Мы обратим его свойство обратно, и сможем совершить Великое Добро!
   Когда он говорил это, он весь пылал. Он заражал и меня своим вдохновением. Это был единственный человек, помимо Ханса, которому я мог довериться. И я несказанно рад, что нынешнее путешествия я совершаю именно с ним.|Журнал Эмиральдо. Часть 2.

0

9

Свернутый текст

   В ночь этого дня я увидел на палубе Френка. Он стоял, удерживая в руках один из канатов, название которых я до сих пор не мог запомнить. Я подошёл к нему.
- Меркель! – зло шикнул он на меня, - Тебя может хоть что-нибудь успокоить? Что ты делаешь на палубе в такой час?
- Я никогда не смущаюсь носа. – вместо ответа сказал я. Френк посмотрел на меня, как на редкостного психа. Я поспешил пояснить:
- Потому что нос никогда не смущается меня. И ты – не требуй от меня соблюдения правил, которые сам не чтишь!
   Он лишь пробурчал себе что-то под нос, ухмыляясь.
- Я просто решил посмотреть на океан. Сейчас полнолуние…
- Ты прав, красота. – после сказанного я воодушевлённо закрыл глаза и пару раз вздохнул на полную грудь. Френк покачал головой, улыбаясь, всё ещё всматриваясь в водную гладь.
- Штиль… - с грустью прошептал он, - Самое страшное, что могло с нами случиться.
- После твоих историй такого не скажешь.
- О штиле нечего рассказывать. Однажды мы попали в безветрие на целую неделю. Чуть больше – и мы бы не пережили плаванье. Надеюсь, этот долго не продлится.
- Я не замечаю в этом ничего опасного, Френк. – задумавшись, заметил я, вспоминая, однако, беспокойство капитана этим днём.
- Потому что тихо только один день. Когда на четвёртый день ты выходишь на палубу, изнемогая от жары, словно губка морщась от жажды, лишь тогда ты понимаешь, что лучше уж тебе на пути встретился морской дракон.
- Я встречался с драконами. Ты прав, ничего особенного.
   Мы услышали какой-то шум и поспешили убраться с палубы, не выясняя его источника. Я с прыжка уткнулся в свой гамак то ли в каюте, то ли ещё где. В моей голове перед сном пролетела лишь одна мысль: «Будь прокляты моряки с их бесконечными терминами и жаргонами!..».

   Я проснулся рано утром следующего дня. На палубе было тихо, и команда лениво шаталась в бездействии. У всех на лицах было отчуждение, у некоторых откровенное волнение. Даже капитан, храбрый и бравый человек, выглядел хмуро. Оттого наверное, рассуждал я, что не на кого кричать. Волны не ударяли в борта, ничего не загрязнялось, и с утра палуба едва не сверкала. Парус был опущен, канаты надёжно скреплены. Кук вообще не отличался неторопливостью или ленью, и еда всегда была в готовности ровно к тому моменту, когда это было нужно. Скукота сразила капитана, страшная скукота.
   Я проходил мимо скучающих матросов, высматривая Френка. Вскоре, я его нашёл.
- В чём дело? – спросил я беспокойно, глядя на неожиданно апатичную команду.
- Штиль. – разводил он руками. Затем он зычно зевнул. Несколько матросов зевнули вслед.
- Ни за что не поверю, что команде нечего делать…
- Даже не в этом дело. Занятие всегда найдётся для любого. А вот еды, чтобы пережить долгий штиль – может и не хватить.
- В каком это смысле?
- Чем больше двигаешься, тем больше надо есть. А если будешь есть недостаточно – гарантированно откинешься. Всё просто.
- Ну да…
   Темы как-то исчерпались, и я молча сел рядом с ним. Было тихо. Чертовски тихо. Я ещё не понимал, насколько эта тишина страшна на тот момент. Напротив, я ей наслаждался после стольких недель криков и общего гама на корабле.

Шёл третий день штиля. Команда была так же апатична, как и всё время до этого. Корабль стоял на месте. Едва ли сейчас кто-то был рад тому, что корабль не имел отверстий для весёл, как и самих вёсел. Я уже тогда это знал, а такой случай подытожил моё знание: бережливого Бог может и к праотцам отправить. Все искали что-то, чем можно было заняться: кто-то, в укор своему предшествующему принципу, драил уже и без того истёртые доски, кто-то играл в кости или карты на выигрыш, кто-то искал по каютам крыс, которых и без того на корабле не было. Лишь мы с Френком разговаривали друг с другом, другие держали почётное молчание.
- Что дальше?
- Ждём ветра.
   И такой ответ ждал меня всегда. Затем мы находили общие темы для бесед и весело коротали наполненные безветрием часы. Он рассказывал о своих приключениях, я – о своих.
- В восемнадцать лет столько исходить! – ошарашено замечал он.
- Из Англии в Германию не так просто попасть. А уж оттуда в Россию!..
- Мы с тобой, выходит, братья по несчастью.
- Ещё скажи, в одной лодке.
   Мы захохотали. Нет, шутка действительная глупая. Ирония, будь она неладна!

Это был пятый день. Запас провизии истощился на четвёртую часть, отчего была дана команда «затянуть пояса». Не то, чтобы это добавило радости матросам, но капитан смотрел на всех с такой долей укора, что у бравых флибустьеров никли головы.
- Ещё столько плыть… - с тоской замечал Френк, - Вот нельзя было под конец штиль? Ближе к берегу рыба плавает, половили бы. Ещё три недели, если штиль окончится внезапно. И то хорошо будет. А если через неделю? Через две? А если месяц, чёрт его подери?!..
- Давай не будем заходить вперёд? Ещё не вечер, песне ещё петься и петься.
- Ты прав… Подумаешь – штиль. Нашёл, о чём беспокоиться!..
   Я не стал рассказывать ему о странных мыслях о смерти, которые внезапно стали меня посещать. Сначала это были отрывочные ассоциации, которые быстро заменялись более сильным образом. Но нынче днём посетило будто бы видение: гигантский кракен переламывает корабль на две части, я будто чувствую крики, кровь на острых зубах, обломки и ошмётки тел. Чуть позже я подумал, что мой побег от жизни – нелепое кривляние, ведь от смерти, как бы я не старался, убежать не получиться. «Победить смерть… - рассуждал тревожно я, - Несомненно, мой отец это сделал. Но как?». И мои мысли приходили к балалайке, наследстве, которое оставил мне этот человек. Почему именно она? Почему не мечи, – Зарисейус и Казалар –почему не волшебный плащ, затягивающий в себя взгляды, будто водоворот, почему, в конце концов, не его знаменитую трость, которая могла обратиться в меч или стальную плеть? Но мне досталась лишь балалайка, способная лишь хранить в себе предметы. Не то, чтобы я горевал по этому поводу, ведь я мог и вовсе остаться с носом. Да и тогда я понимал, что балалайка должна обладать силой большей. Но вопрос оставался – почему именно она?
   И чем больше я думал об этом, тем чаще мои мысли фокусировались на цепи-с-лезвиями. И снова – смерть.

Седьмой день. Поджилки трясутся на такой момент. Кто мы? Куда мы? Что за невероятная мука, а главное – за что она нам? И эти вокруг – звери, твари, готовые порвать за кусок мяса. Дикость, варварство!
   Я держался ближе к Френку, но он мрачнел день ото дня и воспринимал моё общество уже не с таким воодушевлением. Да и капитан – нервный до жути тип – норовил испортить каждому настроение. Почему я согласился на это самоубийство? Я столь недалёк, что остался с Френком, но не убежал прочь? Видимо, так. И голова…
… раскалывается…
…сильнее и сильнее…

Я мог бы описать две недели, но дни я помню плохо, потому как после седьмого дня я слёг с какой-то болезнью. Ко мне во снах приходил мой отец, в его глазах пылал огонь, он говорил мне о моих неудачах.
«- Ты не смог сделать такого простого?! – доносились в моей голове его крики, - Собрать их… собрать их для меня… открыть ему дорогу… путь…»
   Я снова и снова извинялся. Моё тело – со стороны. Я корчусь в муках… о, Господи! Неужели, я настолько жалок? И его крики… Снова и снова входят в мои уши. Отец, прекрати! Хватит! Но муки продолжаются. Скользят по телу, будто черви. Или это и есть черви? В голову тут же пришли мысли о них – толстые, мясистые и былые, жрут и жрут мясо… Нет, не черви, только не черви!
   И снова его голос:
«- У тебя ещё есть шанс! Я дам тебе возможность исправить всё… только не оплошай… на этот раз!..»
   И меня передёрнуло. Боль исчезла, в теле лёгкость. И на душе – такое спокойствие. Но я – уже не я. Я чувствую это. И не потому, что моё тело теперь чёрное, скрюченное, толстое и маленькое, будто тело гнома. И не потому, что за спиной – крылья, а нос размером с локоть. То жалкое состояние души… А отец стоял на пьедестале, у него сверкали глаза. Я смогу перед ним оправдаться, я смогу!
   Картины менялись, я оказывался то в небе, то глубоко под землёй. Я искал, но что? Что бы не искал, вскоре – нашёл. Мальчик, маленький мальчик. В толпе не видно, нужно ждать. Все пинают, кричат на меня, боятся… пусть боятся, пусть тычут вилами. Мне нужен мальчик!
   И вот он. Маленький, курносый. Совсем как я в детстве. Но я прячу лицо в перьях, что-то ему говорю.
   Картину уплыла, и теперь я вижу мир его глазами. Разруха, войны, кровь и бесконечный страх. Я чувствую жалость. Я – причина тому? Неужели заветы отца ложные? Почему дорога к добру лежит через бесконечную боль простого народа? И тут ОН врывается ко мне.
«-Мой сын…» - я говорю мягким, сухим голосом. Но в сердце вонзилась боль. Как же я хотел, чтобы он обнял меня, чтобы мы могли поговорить… но в его руке – меч. Нет, никаких разговоров. Отец, будь ты проклят, я должен завершить начатое твоим отцом!
   А мой сын всё стоял с мечом в руке. У него были длинные чёрные волосы… Но почему чёрные? Были же золотые, будто поля на далёких Астагальских равнинах. Ах, да… преобразование. И снова боль.
«- Столетие – сказал он. Живой, но чёрствый голос. Забитый бесконечной жизнью, - ты задолжал передо мной. Я хочу объяснений! Ты вверг мир в хаос. Ради чего? Ради собственного блаженства?».
   Ах, как бы я хотел ему сказать! Но нет, ещё не время. Тянуть, тянуть… Но главное – он должен жить. Мы победили Смерть, мой мальчик! Как жаль, что ты не можешь понять всей значимости этого события. Да и тебе ли понимать…
«- Всё это во имя Великого Добра.» - ответил я так же, как ответил когда-то мне мой отец. В его глазах – ненависть. Зарисейус сверкнул в единственной руке. Как бы я хотел обладать этим мечом… не время, не время мечтать! Из ножен – Казалар. Посмотрим, какое из творений моего деда могущественнее…
   И снова мысли разбредаются. Опускается то мрак, то ярчайший свет. Теперь мой разум в голове этого паренька. Что за муки! Неужели это – я? Вокруг какие-то создания, чудовищные, могущественные. Их сотни, их оружия поражающие своей мощью: у каждого в руках – сильный артефакт. На каждом – магический доспех. Но меня это не беспокоит. Им не сравниться со мной. Первый из этих уродов… я невольно усмехнулся. Сюда, твари! Кровь брызнула. Сладкая, живая кровь. В этом ваша сила перед людьми, но слабость – передо мной. Взмах, ещё взмах. Лёд и кровь. Что может быть упоительнее? Зарисейус в бреющий полёт… ещё одна голова оземь. Я впился губами в ошмёток мяса, и моё горло запылало. Снова и снова. Сколько бы ни было. Я – не победим. Первый из этих уродов!
    Вдруг, сражение прекратилось. В моих глазах – снова мой отец. С такими же сияющими глазами. Но теперь на его устах – усталая улыбка.
«-Всё кончено. – сказал он блаженно, - Теперь мы с тобой можем отправиться на покой, Эмиральдо…
Эмиральдо…
Эмиральдо!»

   Мой сон оборвался неожиданно – меня с силой тряс Френк.
- Эмиральдо! Что б тебя сожрал морской дьявол, ветер поднялся!
- Ветер? – вяло бормотал я, ещё не понимая сказанного. Но затем понимание пришло.
- Ветер?! Мы плывём?
- Да, штиль закончился!
   Несмотря на радость, поразившую нас обоих, я ещё долго не мог отделаться ото сна. Что уж тут говорить – до сих пор его образы мучают меня. С тех пор, как я научился входить в балалайку, подобные сны сниться перестали, но запахи старых я ещё чую. Тогда, правда, я думал, что этот сон – очередной бред моей фантазии. Сейчас я уже так не думаю.
   Френк помог мне встать, и мы вышли на палубу. Действительно – дул тёплый лёгкий ветер. Он слегка раздувал паруса, но теперь корабль потряхивало – потому что мы двигались. Я улыбнулся и закрыл глаза, наслаждаясь его дуновениями. Я хотел что-то сказать Фрэнку, но мои ноги подкосились и я бессильно повис в руках моряка.
- Дьявол, да ты совсем плох! – вскрикнул он, при этом его лицо исказила боль. Интересно, он почувствовал мою, или столь открытой была его душа, что в неё ещё осталось сострадание? Я до сих пор не могу сказать точно – что. Но он был жестоким флибустьером, в этом я не смел сомневаться никогда.
   Положив меня обратно в гамак, он вышел. Меня же, неожиданно, сковал озноб.

- Он совсем плох! – слышал я где-то отдалённо голоса Фрэнка и капитана.
- Чёрт с два мы свернём с курса, гори всё адовым огнём!
- Но у нас и так кончается провизия, мы можем не дотянуть до Англии!
   «Англия? – неожиданно скользнуло у меня в голове, - Не хочу в Англию… Меня там ищут!». Но сказать ничего не смог. Язык словно погиб во рту, а его трупом выдавать слова было очень тяжко. Получались только нечленораздельные стоны. Глаз я открыть не мог, но я и так знал, что оба пирата отшатнулись от меня.
- А если его болезнь перейдёт на кого-нибудь из матросов?
- Верно заметил, Фрэнк, надо бы его засунуть подальше от команды… Куда только?..
- Капитан!
- Вы двое здесь новички! – взревел капитан, - Не смейте указывать мне, что делать!
   «Бежать. – прошептало что-то в моей голове, - Тебе нужно бежать».
- Где моя балалайка? – сумел выдавить из себя слабый голос. Некоторое время кто-то шубуршил в каюте, затем моя ладонь ощутила знакомое древко балалайки. Неожиданно пропала головная боль, а мысли вернулись в порядок, и я долго ещё не вспоминал свой кошмар. Мои веки раскрылись, и я увидел лица капитана и Френка. Их лица растянулись в удивлении.
- Это что, артефакт лечения?.. – протянул хрипло капитан.
- Фесте, почему ты никогда не говорил о чудесных свойствах балалайки?
- О чём вы? Я ещё хреново себя чувствую! – обиженно сказал я. Френк же отвернулся, вытащил что-то из сумки, и представил перед моим лицом зеркальце.
- Ещё секунды назад ты был синий, как море. А теперь у тебя здоровый розовый цвет кожи. Вон, даже щёки покраснели. Как ты можешь это объяснить? Давай уже, колись, что это за артефакт у тебя!
- Балалайка как балалайка… - протянул я, стараясь скрыть своё волнение, - Вот чем уж чем, а свойствами лечения она точно уж не обладает. Если мне не верите, найдите ещё кого-нибудь больного и дайте её ему!
   Они так и сделали. Нашли какого-то моряка с простудой, как ему не впихивали балалайку, эффекта не было. Естественно, всё свалили на то, что я умею её как-то активировать, и мне капитан ещё припомнил мою жадность до магии. Мне ничего не оставалось делать, кроме как согласиться и тихо-мирно ощущать себя здоровым.

- На абордаж!
   Слышал я из каюты. Меня, как я и полагал, до штурма не допустили. Да я и не боевой человек. Играл больным матросам разные задорные песенки, чтоб не омрачались своим бездействием. Фрэнк, зверски хмылясь (Стоит заметить, что-то зверское было в его природе, что-то неощутимо кошачье). Капитан тоже отсутствовал – с ворчанием «Пора бы размять кости!» он схватил свою саблю, оставил попугая в клетке, затем бросился вместе со всеми на торговое судно. Мне оставалось только разводить руками.
   Я ожидал, что до конца штурма пробуду в каюте с больными ребятами, но моим планам помешала жестокая неожиданность.
- Оборотни! Корабль оборотней! – донёсся отдалённый крик, прерываемый воплем ужаса и боли. Ребята в каюте сразу похватали оружие и побежали наружу. Там их уже ждали.
   Я никогда не видел, чтобы убивали так быстро. Я сам никогда бы так не смог – всего лишь миг, и пять бравых матросов, слегка пошатываемых от простуды, превратились в клочки мяса. Абордаж провалился? Если они уже на корабле, то это значило, что на соседнем судне от нашей команды остался один корм акулам.
   Я не стал совершать того же глупого поступка, что и мои компаньоны, я применил тактику нападающих. Балалайка, слава Богу, была со мной. Я потянулся мыслями в воздушное пространство перед собой, и, вскоре, воздух искривился. Цепь я пока не трогал – эффект с воздухом всегда заставлял противников ошеломлённо встать на месте. Так случилось и на этот раз – волосатые существа, вид которых уже меня пугал, остановились, их головы двигались в разные стороны, а глаза пытались ухватиться за хоть за что-нибудь в месиве Искажённого Пространства. Я знал, что у них это не получиться, но опешил и сам. Признаться честно, если бы они догадались отвести взгляд от впечатляющего эффекта, я бы не писал этот дневник.
   Но они этого не сделали. Я вытянул лезвие, схватив его обоими руками, и провёл искажение за спины оборотней, обматывая их лезвиями. Затем я отпустил цепь, и лезвия с характерным чмоканьем прошлись по группе противников. Кровь буквально фонтаном хлынула на стены и пол, измазав с ног до головы и меня. Не все оборотни были убиты – один оставался стоять, но, что меня больше всего удивляло, на нём не было ни царапинки.
- Как? – рявкнул он, с мрачным ужасом осматривая своих товарищей. Я не стал давать ему время на то, чтобы перевести взгляд на меня и определиться с дальнейшими действиями. Я просто обматал его цепью с помощью искажения и разорвал на мелкие кусочки.
   Затем я выбежал на палубу и спрятался за ящиками. Зрелище было удручающим – наши ещё бились с мохнатыми тварями, но вторых было уже больше, хотя, судя по трупам, наша команда начинала с численным перевесом как минимум втрое большим. Я пытался найти взглядом Френка или капитана, но они, видимо, были на другом корабле. Я не особо задумывался над тем, чтобы их спасать. Нужно было спасать самое малое, что было – корабль.
   Я создал искажение посреди корабля, стараясь не задеть ни мёртвых, ни живых тел. Все сражающиеся мгновенно перевели взгляды в это место. Интересно, есть ли существа, способные не смотреть на воздушную феерию искажения? Тысячу раз я оставался жив только лишь из-за неё. Я высвободил цепь, она снова оказалась в моих руках. Не теряя ни секунды, я пробежался между самых ближайших оборотней и обмотал их лезвиями. Затем – Чпок! Правда, другие вспомнили о сражении, и отвернулись от искажения. Мне пришлось её срочно убирать, так как матросы сделать того же не догадались, и некоторые уже беззащитно добавили своими телами мрачный корабелельный пейзаж. Я снова спрятался за ящиками. Теперь я методично истреблял оборотней поодиночке из укрытия, создавая искажение по возможности вне поля зрения своих товарищей. Несколько противников догадались, что что-то не так, но бравые моряки не позволяли им отвлекаться. К слову, я был бесконечно им благодарен за храбрость, что они проявляли.
   И готов был убить за неё же. Когда стало ясно, что оборотни окончательно проиграли битву и что у них нет подкрепления, некоторые моряки бросились на спасение капитана. На другой корабль. «А как же пиратский кодекс? – недоумевал я, - Как же флибустьерская натура предавать всё и вся?». Но, на мою беду, они, в пылу битвы, совершенно про всё забыли и стали вдруг храбрыми и самоотверженными. За ними припустили потрусливее, а самые ужаснувшиеся, понимая, что в одиночку корабль в море не выведут, бросились самими последними. Что уж говорить обо мне? Я даже не знал, как называются все шнуры, что держат паруса. Пришлось бежать вслед.
   На палубе другого корабля всё было ещё хуже. Посередине, зажатыми в круг, отбивались десять матросов и гиганская кошка, которую я ранее не замечал. С горестью для себя я отметил, что Фрэнка среди них не было. Горсть выживших с нашего корабля пыталась пробиться сквозь окружение, чтобы дать возможность капитану убежать. Но у них это получалось очень плохо. Неожиданно, кто-то схватил меня за рукав.
- Фесте? – спросил староватый матрос с сединой в редких чёрных волосах. Очистив его лицо от полученных ранений в своём воображении, я узнал в нём повара. Он, тем временем, продолжал:
- Ты-то мне и нужен! Ты парень ловкий, я гляжу, так что пробирайся ты к этим тварям под палубу, да запали пару бочонков с порохом. Они в нас палили, когда мы подходили, так что порох там просто обязан быть.
- Чего? – недоумённо воскликнул я, - Как я к ним под палубу попаду?
- Очень хорошо, что ты спросил! – старик мерзко ухмыльнулся и махнул рукой куда-то за мою спину, - Гарри!
   Я ощутил, как поднимаюсь в воздухе. Ошалевшим взглядом посмотрев под себя, я увидел мускулистого моряка с зияющим порезом на груди. Я было хотел выразить возражения по поводу просто до мелочей продуманного плана, но моим планам помешал незапланированный полёт. Меня. Куда-то вниз.
   Лишь каким-то чудом уцепившись за отверстие для пушки, я смог оценить меткость броска своего товарища. Но путь назад находился двумя метрами выше, так что пришлось план выполнять. К счастью, никого из оборотней здесь не было.
- Зажжёшь по команде, понял? – крикнул мне старик, сверкая золотым зубом. Я ему кивнул, пролезая в отверстие между пушкой и обшивкой. Порывшись некоторое время в небольших мешочках, раскиданных тут и там, я напоролся на бочки с порохом. Я не стал торопиться с поджиганием – продолжал обчищать небогатый, в общем-то, трюм. Да и как бы мне послали знак? Неожиданный стук сзади меня послужил мне ответом. Это был труп твари, который закинули ровно в щель. Довольно оригинально. Опасаясь, что я могу не так понять знак, и взорвать всех к чертям не вовремя, я выглянул в щёлку. Лицо старика смотрело на меня из такого же отверстия, но без пушки и на нашем корабле.
- Не взрывай! Планы поменялись, капитана не удаётся спасти, и мы слишком много потеряли, пытаясь это сделать. Можешь попытаться прикончить этих тварей незаметно? Если нет – я подожгу у себя, а ты у себя, и пошло оно всё к чёрту!..
- Нет-нет, давай я попробую!
   It’s getting better and better! Одно согревало мне сердце – моё дорогое искажение. Секретное оружие, против которого даже оборотни не могли ничего сделать. Я бросился к проходу на палубу.
   Картина несколько поменялась. Оборотни оттеснили капитана и уже пятерых матросов с кошкой к борту, что находился в противоположной стороне от моста между кораблями. Видимо, оборотни смекнули, в чём дело. Но откуда столько этих тварей? Я слышал, что оборотни очень единоличные существа. Что же заставило их собраться вместе? Неужели, нашёлся оборотень лидер? Хотелось бы знать, да только было не до этого.
   Искажение, благослови его Господь, со своей задачей идеально справлялось: оборотни беспомощно разлетались на кусочки, так и не смекнув, что произошло. Я запускал цепь-с-лезвиями в самую гущу, выводя из строя как можно больше противников. Только вот беда – меня заметили. Ко мне направилась целая куча злобных тварей. Я шмыгнул в трюм и снова подготовил засаду. Как и в прошлый раз, убийство не составило труда. Тогда в борт врезалась ещё одна туша мяса, и я уже не стал уточнять, что это значит. В любом случае это было бы так. Я поджог длинный фитиль, ведущий к одной из бочек, и выпрыгнул за борт.
   Вода была холодной. Я унял начавшуюся дрожь и нырнул вглубь. Грудь будто бы обожгло, воздуха стало резко не хватать. Вскоре, шарахнуло. В воду упало несколько обломков. Я, было, испугался, что взрыв заденет наш корабль, но тот вовремя отчалил. Мне оставалось лишь надеется, что про меня не забыли. Я дождался, пока вода успокоится, и отплыл от горящих обломков, затем вынырнув. Наш корабль был уже довольно далеко, но рядом плыла шлюпка. Подхватив меня под руки, пираты поплыли к кораблю. С облегчением, я увидел в шлюпке и Фрэнка.
- Ты жив? – спросил я, стараясь побороть кашель.
- Это меня удивляет много меньше, чем то, что жив ты. Как ты вообще оказался на их корабле?
- Ха! Скажи спасибо нашему повару!
- Обязательно! – он ударил себя кулаком в грудь. Потом воцарилось молчание, длящееся вплоть до того, как мы вступили на борт корабля.
- Нас осталось пятнадцать человек. – сказал капитан, обращаясь ко всем, - Не включая шута, он, всё равно, управлять кораблём не поможет. Это самые ужасные потери за победу, что мне доводилось видеть. Мне жаль, что серебряные клинки были не у всех…
- Я говорил тебе! – рявкнул Фрэнк, - Я говорил тебе, что корабль выглядит ненормально, что нужно остаться в стороне от него!
- Если бы мы так поступили, то умерло бы столько же, но от голода. Теперь, правда, провизии хватит на всех вплоть до Англии. Так, а теперь, собачье отребье, хватит распускать нюни по товарищам! По воде плавает то немногое, что осталось от корабля этих засранцев, и, если я через два часа увижу хоть один ящик в воде, я выкину треть из вас за борт! Уверен, с кораблём смогут справиться и десятеро. Есть возражения? Тогда - пошли!
   Собственно, этим нам и пришлось заняться.

Мы высадились через несколько недель в одном из портов Англии. Мой контракт с капитаном был выполнен, и я получил три средних размеров мешочка с франками.
- Обменяешь где-нибудь здесь на фунты. – посоветовал мне Фрэнк, - Хотя, если порыться, можно найти места, где примут и франки.
- Спасибо, Фрэнк. И, всё же, объясни мне, почему ты взял меня в команду? Из меня моряк, как из нашего капитана стриптизёрша в таверне.
- Сначала я думал, что ты притворяешься, задавая такие вопросы. – со странным тоном сказал он,  - Когда ты вылечился от балалайки, я убедился в своих домыслах. Но, теперь, я понял – ты сам не знаешь.
- Не знаю чего?
   Фрэнк секунд пятнадцать молчал, задумчиво глядя словно сквозь меня.
- Ты волшебник, Фесте.
   Я опешил.
- Если это шутка, то я не рассмеялся!
- Нет. Это не шутка. Я умею ощущать такое в людях. Я подумал, что ты можешь пригодиться нам в плаванье, раз обладаешь волшебными талантами. Я не ошибся – тот фокус с воздухом и цепями работал безотказно. Сомневаюсь, что ты считаешь это магией, но, поверь, обычный человек на такое…
- Фрэнк. – сказал я серьёзно, - Дело не в магии. Я не умею колдовать, и один человек мне помог уже это проверить. Я… я объясню тебе.
- И что же это тогда, раз не магия?
- Вот! – я вытащил из-за пазухи балалайку. Фрэнк потрогал её древко, затем кивнул мне. Он всё понял.
- Но я и без неё видел в тебе ауру волшебника. С ней она действительно слабее…
   И тут я вспомнил то обстоятельство, которое выпало из моей головы на долгое время после случая с кораблём оборотней.
- А где вы держали ту кошару, которую против оборотней выпускали?
   Фрэнк помрачнел.
- Я думаю, тебе рано нас покидать. Я покажу тебе кошку, если ты пойдёшь с нами.
- С вами?
- Я и капитан уходим в здешний лес.
- И что же вы там будете делать?
- Узнаешь, если пойдёшь. Ну, так как?
   Я думал недолго.
- Иду.

   Древа смотрели ввысь. Привычный аромат ласкал ноздри. Это – леса Англии. Леса моего дома.
   Мы шли втроём, молча. Дорогу выбирал капитан, изредка сверяясь с компасом. Наконец, мы вышли к поляне, на которой стояли двенадцать силуэтов в плащах.
- Капитан считает, что мы накликали на себя гнев дуидов. Оборотни – существа природы, обитающие в лесах, в горах, в степях, но никак не на море. Мы столкнулись с удачей, которую сложно понять. Очень сложно. Поэтому, мы здесь.
   Мы, тем временем, прошли к середине поляны. Капитан и Фрэнк уселись на траву, я последовал их примеру. Из окружения вышел один из друидов, и поднял руку.
- Вы привели постороннего.
- Я могу объяснить… - начал было капитан, но друид его прервал:
- Вы поступили правильно. Я хочу задать вопрос незнакомцу, но, сперва, задайте свой.
- Корабль оборотней – за что вы послали его нам?
   Друид подумал недолго. Затем дал ответ:
- Оборотни – создания ночи, что создала природа в противовес своим красотам. Они – воплощение человеческого инстинкта, звериной природы. Луна оживляет их, давая им защиту от смерти, но ничто не способно пробудить их днём. Ничто не может заставить их выйти в море. Ибо вода – смертельна для них. Как и свет.
- Но мы, лично, сражались против них! – отчаянно воскликнул капитан, - В свете солнца, посреди моря!
- Значит, это были не оборотни. – спокойно ответил друид.
- Тогда кто?
- Мы не знаем. Это не дело рук природы. Единственное, что приходит нам на ум – их создал человек.
   Наступила минутная пауза. Друид прервал её:
- Есть ли у вас ещё вопросы?
- Я счастлив, что мы не прогневали вас, и что те создания – не ваше наказание. Больше вопросов у меня нет.
- Благословляю вас не удачное плаванье! – снова поднял руку друид. Капитан поцеловал её. Затем друид повернулся ко мне.
- Моя очередь задавать вопрос…
- Подожди! – воскликнул Френк, будто очнувшись от какого-то транса, - Сперва взгляни на это!
   Он встал в полный рост. Сначала мне показалось, что он будто бы меняет облик. Затем я был уверен в этом – его лицо вытянулось, тело раздулось и одежда начала мутнеть. Через пару секунд передо мной стоял на четырёх лапах тот самый кот, что храбро сражался вместе с пиратами против тварей. Он повернулся боком к друиду, показывая ему рану, затем заговорил голосом Фрэнка:
- Это оставил на мне обо… тварь, – поспешно поправился он, - полоснув меня своим мечом.
- Что тебя удивляет?
- Рана не заживает! Ничего не помогает её излечить. Раньше такого никогда не было, вы знаете свойства этого тела.
   Друид с интересом осмотрел ранение.
- Никогда такого не видел. Нам нужно совещание. Думаю, это может подождать. – он снова повернул ко мне укрытую мантией голову, - Твоё имя, незнакомец?
- Фесте Меркель.
- Враньё.
   Я опешил.
- Эмиральдо. Эмиральдо Ванштейн.
   Друид кивнул. Капитан и кот, который был Фрэнком, удивлённо посмотрели на меня.
- Хорошо, Эмиральдо. Ты дал мне ответ на мой вопрос. Теперь ты должен умереть. – он вынул из кармана серп, остальные друиды сделали то же. Я и капитан с Фрэнком недоумённо уставились на двенадцать фигур с серпами в руках.
- Но почему? – изумился за всех троих капитан.
- Эмиральдо Ванштейн, ты носишь фамилию Великого Создателя Артефактов. А значит – ты его сын. Мы были счастливы, когда Абельхам погиб. Природа вздохнула спокойно. Твоё существование угрожает этому спокойствию. Есть вероятность, причём немалая, что ты пойдёшь по его стопам.
- Куда я пойду? – нервно вскрикнул я.
- По пути Великого Добра.
   Я не успел изумиться – неожиданно вскрикнул Фрэнк. Все, включая друидов, удивлённо на него взглянули. Кот закорчился на земле, издавая хриплые звуки, затем затих. Его рана вдруг вспыхнула красным, и из неё потянулся дымок. Вскоре, он принял человеческую фигуру. Фигуру моего отца. Он вытянул призрачную руку, и в ней возник меч, вполне реальный. Я сразу его узнал: красная рукоять, украшенная фиолетовыми черепами, искрящееся красным цветом лезвие. Казалар.
   Затем наступили тьма и тишина.

   Очнулся я только под утро следующего дня. Вокруг меня валялись двенадцать трупов друидов и мёртвые тела капитана и кота. Я с ужасом всматривался в эту картину, а затем побежал прочь. Мои сны ещё долго мучили кошмары, в которых мой отец появлялся из тела Фрэнка, сдерживая в правой руке Казалар.
| Журнал Эмиральдо. Часть 3. Великое Добро.

0


Вы здесь » Битвы Рассказов » Персонажи » Эмиральдо Фесте Меркель