Раазон любил путешествовать. Особенно с помощью мескалина. Ноги не устают, обувь не стирается, а места новые и красивые. Почти всегда. Сядешь в кресло, подумаешь о хорошем и вот ты уже где-нибудь на сумеречном  пляже с фиолетовым песком целуешь переливчатые щупальца  восхитительной незнакомки…  Но на этот раз всё было неправильно, напряженно как-то. Раазон принял стимулятор и решил прогуляться в ожидании эффекта. Выйдя из своей конуры, он долго шел вдоль какого-то забора, попал в незнакомый район и сам не заметил, как заблудился. Смеркалось… Так и не дождавшись  серебряных облаков, гор с драконами или хотя бы завалящей полянки с ручьём, раздраженный и усталый, молодой человек решил вернуться домой и тут до него дошло, что местность вокруг незнакомая: какие-то решетки, трубы, стены. Оглянувшись назад, Раазон с удивлением обнаружил огромный пустырь, весь перекопанный, с какой-то арматурой то здесь, то там торчащей из земли, валунами, канавами и черт знает чем ещё. И когда он успел его пересечь? Не важно, главное, что возвращаться туда совсем не хотелось, оставалось идти вперед.  Через полчаса блужданий по этой живописной местности, когда совсем уже стемнело, дорога вывела путешественника к какому-то мрачному зданию из серого камня с огромными слепыми окнами и единственной дверью, ржавой и скрипучей.
Радость от того, что ночевать придется не под открытым небом, довольно быстро улетучилась, стоило лишь взглянуть на весьма продолжительный коридор, освещенный тусклыми мигающими лампами и заканчивающийся ещё одной дверью, ничуть не более ухоженной. Сквозило, лампы качались и  тени от валяющихся везде ящиков, бочек и прочего хлама суматошно скакали  по гладкому, словно залитому резиной полу. Всё это дополнялось воем ветра в трубах, висящих под потолком и создавало картину пугающую и завораживающую одновременно.  А так как Раазон с детства был непуглив и любопытен, дух исследователя победил осторожность за явным преимуществом уже в первом раунде…
Это было странное место. Несомненно какая-то фабрика, с непонятными, будто живыми, механизмами непонятного назначения, она словно беседовала с пришедшим, мигая мириадами ламп, невнятно бормоча поршнями, заговорщески потрескивая шестеренками. Эффект усиливался тем фактом, что людей здесь не было и в помине. Да что там людей!  Ни птиц на потолочных балках, ни крыс, деловито снующих туда-сюда – никого! Но думать об этом было лень , а посему следовало найти место для ночлега и выспаться, а поутру найти, наконец, выход из этой сюрреалистической промзоны и пойти домой. 
Место для ночлега нашлось не сразу. Вдоволь поплутав  по лабиринту из металла и стекла, которого было непривычно много, Раазон, наконец, наткнулся на некое подобие склада, где хранились рулоны не то перфорированного мелованного картона, не то мягкого пластика, неважно. Важно было то, что расстелив все это в несколько слоёв, можно было вполне комфортно улечься. Впрочем выспаться не удалось, шорохи и скрипы мешали, словно зазывали куда-то - неумолимо, бесстрастно, назойливо. Давили на мозг, который не выдерживая, то проваливал хозяина в марево полузабытья, то, бунтуя, швырял в реальность. Промучавшись черт знает сколько часов Раазон в конце концов окончательно очнулся от назойливой щекотки. Кто-то несмело, слабо, но упорно щекотал его руку. Отмахнувшись, Раазон резко сел… и, не на шутку испугавшись, грязно выругался.  На складе было темно, но не настолько, чтобы не заметить огромную, сантиметров на  15, сороконожку в метре от себя. И ещё одну поодаль. Стараясь не делать резких движений, молодой человек аккуратно запустил руку во внутренний карман камзола, где в аккуратно вшитом в подклад кожаном чехле хранился его любимый боевой «скальпель» и одним быстрым движением разрубил тварь. Затем брезгливо отшвырнул лезвием извивающиеся половинки. Вторую убивать не стал, просто пнул в самый темный угол, с чувством выполненного долга пошел к выходу… и так и остался стоять в дверях, разинув рот. В небольшом цеху, который еще несколько часов назад был пуст, то здесь, то там валялись мертвые насекомые. Самые разные: мокрицы, какие-то жуки, сороконожки, уже знакомые, и другого вида, поменьше, мухи, пауки… Пока Раазон хлопал глазами, в цех из маленькой боковой дверцы, которую он вечером не углядел, вылетела  крупная стрекоза и начала стремительно сближаться, пока на середине пути её не сшибла струя горячего пара, вырвавшаяся из клапана какого-то агрегата. Тут же из той же самой двери выполз здоровенный черный паук, и ему повезло больше. Невесть откуда взявшаяся свинцовая гайка упала с потолка, но буквально в паре сантиметров. Какая-то труба изрыгнула пламя, но умное насекомое успело резво отползти от линии огня, остановилось в шаге от обалдевшего Раазона и зашевелило хелицерами. При попытке отдалиться приближалось, при попытке приблизиться отступало к уже вышеупомянутой двери. И тут молодого человека осенило: его пытаются куда-то позвать. Его, человека разумного, када-то пытаются позвать всякие перепончато-членистоногие, и все это происходит на пустой фабрике с кучей непонятных самостоятельно работающих механизмов-убийц! Подобная шизоидная мистерия свела бы с ума кого угодно, но закаленный в вопросах паталогического сюрреализма Раазон неожиданно почувствовал, как события последнего вечера-ночи-утра наконец приобретают смысл, наконец за слепой дымкой пустоты проявляются четкие очертания некой законченности и целостности момента.  Отчего бы не прогуляться, не посмотреть ради чего погибли все эти жучки-паучки?
За дверцей был какой-то технический коридор, стены и пол которого были залиты тягучим и неприятно пахнущим маслом, текущим из разбрызгивателей на потолке. Пол был просто усеян намертво завязшими, ещё копошащимися, но уже обреченными насекомыми, однако паук с недюжинной ловкостью, иногда даже подскакивая на всех восьми лапах, преодолевал опасные участки. Оставалось только удивляться, как существо, даже не имеющее мозга, находчиво и осторожно обходит препятствия. В следующей комнате пришлось продвигаться почти ползком, прижимая носовой платок к лицу, так как из системы вентиляции шёл едкий газ, к счастью горячий и легкий, поэтому концентрация  этой дряни около пола была не слишком велика. Тут полегло огромное количество летающих, непонятно вообще, как некоторые мухи и стрекозы пролетали сквозь это. Потом была лестница вниз и странное помещение, похожее на на ад в миниатюре. В маленьких жаровнях полыхало синеватое пламя, в алюминиевых колбах, стоящих на черных шестиугольных столах  то и дело что-то взрывалось, пол под ногами подрагивал, из исполинского чана по центру каждые несколько секунд доносился жуткий электрический треск, негромкий, но какой-то непероносимый. От этих вспышек и шума начало двоиться в глазах и заложило уши, на мгновение Раазон даже потерял паука из виду, даже испугался, но вовремя заметил, как тот шмыгнул в какую-то дыру в стене. Дыра оказалась достаточно широкой, влезть туда удалось без труда. Хотя залезать в кромешную тьму неизвестно чем заканчивающегося провала не особо хотелось, оставаться в мерзкой громыхающей лаборатории, а тем более возвращаться хотелось ещё меньше. Лаз шел под уклон и Раазон сначала полз , а потом заскользил, не в силах держаться за абсолютно гладкие стены. По счастливой случайности, спуск был недолгим и не особо крутым и когда незадачливого путешественника выкинуло из тоннеля в кучу непонятного шлака, он отделался парой царапин и зашибленным бедром. Паук уже поджидал, мелко перебирая лапками, видимо от нетерпения, и, как только человек пришел в себя, заспешил дальше. Теперь она находились в зале, огромном настолько, что казалось, что это не зал, а целый город, наполненный не домами, а уродливыми машинами. Их было много, сотни, все разные, непонятные, несуразные, они шевелились, вздыхали, взмахивали сочленениями узлов, пялились пыльными иллюминаторами, жужжали, скрипели, звенели… И опять, как и вчера, никого. В этом царстве машин было очень неуютно, по спине бежали мурашки, но проклятый паук все спешил и спешил, и приходилось следовать за ним, всё дальше и дальше. А вокруг… а вокруг смотреть не хотелось, было страшно видеть эти рубленые остовы, изломы, колеса, конвееры и валы. Но вдруг Раазон заметил, что все чаще стали появляться живые насекомые. Много насекомых, они как будто встречали его и от этого стало легче. «Вот уж никогда бы не подумал, что буду так радоваться при виде обычных букашек», - пронеслось в голове. И тут же услышал плач. Человеческий, живой плач. Молодой человек прибавил шагу…
Это была молоденькая девчушка. Она неуклюже примостилась на свернутой конвеерной ленте и, уткнувшись в рюкзак, лежащий на коленях, всхлипывала, вздрагивая, будто от холода. Яркая, жуткого зеленого цвета рубаха была запачкана, штаны порваны, волосы… в это трудно было поверить, но, похоже, они были зелёные! Так вот, эти самые зеленые волосы были спутаны так, что здесь не помог бы даже профессиональный цирюльник. Раазон осторожно приблизился.
- Как ты здесь оказалась? Ну не плачь… Тебе страшно? – и тут же отступил, наткнувшись на ледяной взгляд .
- Мне не страшно, мне больно, ага! А от твоего вопроса ещё и страшно. – девушка продолжала смотреть в упор  и от этого Раазону стало неуютно. Он неуклюже попытался защититься.
- Слушай, ты на меня волком не смотри, я тебе помочь хочу…
- Да неужели! Себе помоги, придурок, - процедила зеленоволосая, - Стой! Уйдешь – сдохнешь, - добавила она, видя, что оскорбленный собеседник готов психануть и свалить в неизвестном направлении.
- Почему? Почему я должен сдохнуть? Ты что-то знаешь? Думаешь я настолько туп, что заблужусь в этом стальном мешке и умру с голоду? Или уподоблюсь таракану и утону в луже масла? Или… Тут всё не так просто, верно? Все эти машины, жуки эти странные… - Раазон присел прямо на пол напротив девушки и пытливо посмотрел ей в глаза, злые и уставшие, - Объясни, вместо  того, чтобы крысится, ладно? Я прошу.
- Что объяснить? Почему ты сдохнешь? Не от голода и не от масла. Ты сдохнешь, потому что ещё немного и сдохну я, хах.
-Не понял. Ты путаешь меня. Кстати, моё имя – Василёк. А как твоё?
-То что тебя все зовут Василёк ещё не значит, что твоё имя действительно Василёк, - пробурчала девчонка, -  Твоё имя я знаю, ага, но, если хочешь, буду называть как все. Моё имя Тейкей Ленуар, но ты зови меня Тэ-тян.
- Моё имя? – Раазон опешил, - Откуда? Мы знакомы?
- Ближе, чем ты думаешь, - хмыкнула Тейкей, поглаживая взгромоздившегося на рюкзак давешнего паука, - правда последнее время ты отдалился от меня настолько, что нам обоим пришлось посетить этот курорт, хах.
- Причем тут я? Хватит голову мне морочить! Я ничего не понимаю.
-Конечно, не понимаешь, потому что дурак. Где мы, по твоему, находимся? Что это? – небрежный кивок на ближайший агрегат.
- Мы на фабрике какой-то. Это станок. Фабрика находится на окраине города. Я вчера вышел погулять…
- Ты сам-то в это веришь?!! – зеленоволосая неожиданно разозлилась,- какая к черту фабрика?! Ты где видел такие фабрики?!! Без людей! Где ты видел такие станки?!! Самоработающие, тупо жужжащие неизвестно зачем, хах!
- Ну, я не специалист по фабрикам…
- Заткнись!!!
- Ладно. Убедила. Если такая умная, скажи, где мы, - Раазон вздохнул и подсел ближе, - Думаешь, я и сам не вижу, что-то тут не так. Просто, знаешь, я последнее время слишком часто вижу странные вещи, они перестали меня удивлять и пугать… Кроме того я вчера…
-Знаю. Химии наглотался. Да не пялься на меня, я стесняюсь,- девчонка передернула плечами, - знаешь, ты извини меня, я обычно не такая… Ну, не кричу, не злюсь. Просто отхожу. Я тебе сказала, что мне не страшно. Это так. Но до того, как ты пришел… Я ведь не знала, что ты придешь. А знаешь, какого это, оказаться здесь и не знать придешь, не придешь. А сейчас ничего так, даже боль прошла, ага…
Василёк поднял руку.
- Стоп. Обожди. Ты знаешь меня, я тебя – нет. Не знаю, не видел. Ты даже знаешь про мескалин, а ведь никто не видел, как я его принимал. Более того, ты на себя посмотри, более странного человека я не видел никогда. Кто ты? Видение? Я разговариваю с галлюцинацией?
- Нет. Или да. Это смотря как посмотреть. Я объясню, хах. А ты слушай внимательно, потому как для тебя это очень важно, за ширмой этих видений скрывается твоя жизнь. Начнем с того с того, что ты здесь не зря и я не зря. Если честно, никто из нас не хочет здесь появиться, но, с другой стороны, это шанс. Вот ты смотришь на меня и кого видишь? Не отвечай, и так понятно. С тем же успехом ты мог увидеть бородатого мужика  в балахоне или друида с медведем. Это там, за пределами это места форма определяет содержание, а здесь не важно, хах. Важно то, что я сильна, иначе ты бы застрял здесь навсегда, - девушка откинула челку с глаз и продолжала, - Хочешь верь, хочешь нет, но я это ты, ага. Сказала же, не пялься. Не совсем, конечно, ты, скорее воплощение хаоса в тебе. А хаос, как известно, это жизнь, ага. А то, что ты видишь вокруг – это порядок. Назвать это смертью нельзя, но и жизнью – тем более. Иногда случается, что человек предаёт себя и тогда мы можем умереть, если слабы. Ты теряшь себя, Василёк. Ты теряешь меня, но я не сдаюсь. Я сильна и это дало тебе и мне шанс. Вместо того, чтобы потерять меня, ты всетретился со мной здесь, в месте, где сам решишь свою судьбу.
-Как? Я не понимаю…, - Раазон умоляюще взглянул на собеседницу, - что я должен сделать? И для чего?
- Успокойся, ага. Я многое сделала сама, да и ты уже многое сделал. Я нашла тебя, хотя порядок сопротивлялся, не пускал. Ты пришел. Теперь дело за малым. Ты просто не должен затягивать нас сюда. Больше никогда. В следующий раз найти друг друга будет сложнее. А ты знаешь, что случается с теми, кто не находит себя? Оглянись вокруг!
Раазон оглянулся и не увидел ничего, кроме сотен насекомых, сгрудившихся вокруг них и множества машин.
- Все эти стальные монстры, они считают себя живыми. Ну, кроме тех, кто застыл навсегда.  Они забыли, что такое жизнь. Где-то там, снаружи, их тела ещё ходят, что-то делают, но сами они уже фактически мертвы, хотя и не понимают этого. Они уже тут и никогда не выйдут. Почему так получилось? Хаос внутри них был слаб и они забыли о нем, какждый по своему. Кто-то погряз в работе, кто-то в развлечениях, кто-то в иллюзиях. Так человек становится просто оболочкой, хах. Их сущности умирали тут, не в силах призвать, остановить, помочь. Песня машин убивала их. Я же говорила, что мне больно? Это место убило бы и меня, если бы ты не пришел. И когда сущность человека умирает, некому больше вернуть его в мир. Он остается здесь и песня машин, поначалу чужая и неприятная, становится родной. И вот тогда он становится машиной порядка, одной из многих. Пока оболочка жива, машина живёт тоже. И смысла в этой жизни нет никакой, - она кивнула в сторону механизма, методично опускающего и поднимающего поршни, словно пытающегося раздавить воздух, - они мечутся в пустоте, хах. А ты, Василёк, хочешь стать таким?
Раазон будто впервые увидел фабрику. Вчера она казалась интересной и удивительной. Но сейчас стало тоскливо до тошноты. Он попытался представить себя в этом зале, вокруг этих стальных скелетов и его передёрнуло от отвращения?
- Тэ-тян! Что мне нужно сделать? Я не хочу оставаться здесь больше…
- Просто проснись, - девушка неожиданно обняла Раазона, они объятия эти напомнили ему Мадлен, ту, что заменила ему и сестру и мать, - проснись и помни то, что видел. И тогда мы больше не окажемся здесь. Ничего не бойся, всё в твоих руках.
Её губы нежно коснулись его щеки… и Василёк проснулся. Он сидел в кресле у себя дома, а рядом, на подлокотнике сидел маленький белый мотылёк…
                                                                                       ***
Раазон любил путешествовать. Часто он уходил из дому на недели всего лишь с небольшой заплечной сумкой и любимым саквояжем. Те, кто знал его, не понимали, где пропадает этот странный парень. А он просто шел вперёд, улыбаясь миру вокруг, а рядом с ним шагала девушка с зелёными волосами.

|Пробуждение