Рассказ написан на ДроАниме в бою с ДримИтером. Я, скорее всего, поленюсь писать одно и то же в разных рассказах, поэтому для моих оппонентов будет познавательно узнать кое-какие факты из жизни Ерисмуса=)

Долгие зимние вечера! Долгие и промозглые, ясные, но тревожные, наполненные всепоглощающей дрёмой, но жестокие, губящие всякую надежду на тепло и новый день. Ход дисков на небе неважен, когда такими вечерами ведут свои гиблые речи застывшие сосны и промёрзшие до основания ивы; их лохматые ветви свисают к земле, заволакивая тропы, и сплетаются в холодных тенетах леса. Нет, ты не смотришь на небо, когда твоя нога вступает на территорию неизведанного, непостижимого; вечнодремучий, вечномогучий лес. О как безысходны пылающие мёртвым огнём голубые ковры! О как неистребимо всепоглощающее смятение сияющих бледным светом звёзд на блеклом небе!
   Алекс хранил молчание, я же его не осмеливался нарушать. Дороги не было, только глубокие, мягкие снега под копытами стального коня. Мы не проваливались в объятия промозглого царства только благодаря чарам моего товарища. Это уносило его силы с большой скоростью, и ещё до наступления сумерек огонь раздувающихся цехов его лёгких расчищал от рыхлого снега площадки, на которых мы и держали ночлег. И теперь это время приближалось. Дыхание моё потому всё больше сбивалось, голова всё ниже клонилась к земле, а глаза невольно подмечали удобные для ночлега места.
- Я устал. – наконец, подытожил моё предчувствие Алекс, остановившись посреди большого сугроба. Его, обычно искрящаяся красной охрой, грива поблекла, а стальное тело стало холодным, пусть и теплее окружающего нас холода. Я поёжился, хотя давно уже не отличал один мороз от другого.
- Время раннее, до ночи ещё много часов.
- Немало. – согласился дьявольский конь, - На тебе почти нет одежды… для такой погоды. Ты уверен, что…
- Мне не холодно. Я не чую холода, слишком к нему привык. Меня больше беспокоит то, что нам придётся провести много времени в безделье.
- Я думал, тебе не привыкать.
   Я уселся напротив костра, который соорудил Алекс своим дыханием, и приблизил к нему руку. Горячо.
- Эти места навевают на меня тоскливые воспоминания. Этот лес угнетает меня. Скорее бы нам из него выйти.
- Нам ещё много недель блуждать меж этих дерев. Если не много месяцев. А, может даже, и годы. Я бы на твоём месте не думал об этом. Можешь не верить, но меня эта дремота радует. Отдохни, потом будешь с благоговением думать об этом покое.
- Нет… Покоя мне хватит.
   Конь смотрел на меня долго. Его фигура, неподвижная и монолитная, будто статуя стояла передо мной. Я смотрел на неё сквозь полосу падающего снега, будто вырванного из окружающего меня голубого мрака, и вспоминал об уходящем вдаль сиреневом мареве огней. Их ход уносил меня в город, что был когда-то мной любим, к высоким крышам дворцов и храмов, к извилистым дорогам и плотным улицам, к людям, неисчислимо далёким, неизмеримо родным, навеки забытым. Огни играли между их тонкими силуэтами, запечатывая их глубоко в моём сердце; они взвивались в небо, и тогда белые земли взрывались красками; зимой прекрасны эти пейзажи! И две статуи белых коней у входа во дворец, вокруг которых крутились тощие точки снежинок.
- Поздно думать об этом. Обитель высосала тебя, не жди от жизни красок. – вырвал меня из дрёмы Алекс. Нет, он был чёрен, чёрен как уголь, как пасть дремучего леса. Как пасть дремучего леса…
   Он был прав. Я иссох, иссох как перекрытый валуном маленький ручеёк. Кончилась моя молодость; она кончилась так давно, как и не вспомнить, как и не представить. Жизнь осушила свои кровотоки, краски оскуднелись, а кисти всё реже беспокоили выцветший мольберт. Не вызывали во мне более тоски воспоминания о моей умершей Любви, не радовала больше мысль, что Обитель осталась далеко позади. Скорбь охватила меня настолько, что кроме неё ничего больше не осталось, и потому сама она потеряла значение, стала не больше, чем неподтверждённым, но и не опровергнутым фактом. Лишь одно воспоминание кипятило мою душу; и Алекс увидел это во мне. Он не дрогнул, его глаза не изменили свой фиолетовый цвет, но я увидел в нём едва заметную перемену. Вокруг царили несокрушимые холод и мрак, нависая над нами и крохотным огоньком костра, но жар моего желания мести даже они не могли потушить.

   Близился час сна. Потухший костёр уже и не пытался греть, и дым его давно развеялся над нами бледным светом. Солнце давно перевалило за высокие кроны, и лучи его всё реже и реже доходили до нас. На небе всё чётче выступали звёзды, всё реже высматривались облака. Это был покой иного рода, высшего уровня. Вечер прошёл, близилась ночь, по-своему волшебная, полная надежд и мечтаний. Алексу была безразлична такая атмосфера; впрочем, я не был уверен, подвержен ли он хоть каким-то эмоциям. Мне же было приятно, что скоро мои мысли скроются в занавесях безмятежного сна.
- Прошло три года с тех пор, как мы покинули Обитель Скорби. – внезапно заговорил Алекс. Ему были несвойственны разговоры вообще, поэтому я позволил себе удивиться.
- Я не считаю времени, его проходит либо слишком много, либо слишком мало, чтобы обращаться к нему.
- Я не мучаюсь неопределённостью, мне вполне хватает момента настоящего.
- Даже так, время считать бесполезно.
- Время незыблемо, оно не меняется. Меняется лишь мир вокруг, а к времени мы обращаемся лишь когда хотим вспомнить, в какой момент каким он был.
- Я бы не хотел засыпать под такие мысли. – я улыбнулся, потому как голову начинала охватывать усталость, и неприятные воспоминания стали казаться не такими уж неприятными.
- Я хочу сказать, что оно отчеканивается во мне само по себе, потому мне нет разницы: вспоминать то, что было вчера, или то, что было сотни лет назад.
- Должно быть, это ужасно. Я бы хотел многое забыть из того, что отчётливо помню, но помнить те вещи, что сами по себе забываются.
- Я уже говорил: я живу настоящим моментом, а, потому, воспоминания мне безразличны. Я их использую как архив; в моей жизни было много полезных ситуаций. – конь неожиданно дёрнулся, затем его копыта согнулись, и он сел, - Я не для размышлений начал этот разговор, собственно. Сегодня ровно три года, как мы покинули Обитель.
- Предлагаешь устроить по этому поводу праздник?
- Нисколько. Стражи Обители обычно около двух-трёх лет ищут сбежавших. Затем, их пыл утихает, а поиски завершаются.
   Я с удивлением посмотрел на сидячего коня.
- Так мало?
- Для них не принципиально, мучаешься ты или кто-то другой. Они от этого ничего не получают; такие же рабы Обители, каким был ты.
- Пожалеть их не могу, извини.
- Ну, как бы то ни было, теперь ты полностью свободен от их власти. Можешь хоть найти Обитель и постучаться в дверь – они не обратят на тебя внимания.
- Пожалуй, займусь этим в другой раз.  И, разве у Обители есть двери?
   Алекс задумался.
- Пожалуй, больше да, чем нет.
- Ты знаешь о ней больше, чем обычно рассказываешь. Даже Вальгаманту Обитель была незнакома.
- Твой меч не слишком дальновиден. – конь мотнул головой в сторону моих ножен, - Да и личность его сформировалась не до конца. Если бы ты побыл в Обители ещё десяток лет, может, он бы о них и вспомнил что-нибудь.
- Ещё десяток лет, и я бы не захотел оттуда уходить. – я лёг на сухую траву и прикрыл глаза, стараясь дать понять дьявольскому коню, что собираюсь спать, - Вообще ничего не захотел бы. Даже ради Вальгаманта, я на это был не готов.
   Алекс промолчал. Он не хотел озвучивать мои собственные мысли, которые и без того мучили меня все эти три года. Ведь я мог оставить Вальгаманта в Обители…
   Голова моя наполнилась воспоминаниями о цельнометаллическом друге. Едва я нашёл Камень Иллюзий, с которого открывался вид на большую часть Обители Скорби, как меч мой покинул ножны и вонзился в твердь. Я уже ничему не удивлялся, ведь шёл двадцатый год моего заточения. Я пытался вытащить его из камня, но он вошёл туда крепко. Тогда я махнул рукой и решил покинуть Камень без меча; в конце концов, он всё равно был бесполезен в этом месте. Едва я повернулся от него, как услышал за собой приятный мужской баритон:
- Ерисмус Абигайл, мой новый хозяин.
   На месте меча я увидел переливающегося светом юношу, вместо кожи у которого был плавленый металл, похожий на ртуть, но неимоверно твёрже. Первое время его ответы на мои вопросы были односложными и ничего, в сущности, не поясняли. Он никогда не обладал свойствами обращаться в разумное существо, хотя в нём и были заложены чары высшего порядка. Но Камень Иллюзий исказил магию его создателей, и меч обрёл разум, а, вместе с ним, дотошную назойливость до знаний.
   Он поглощал их точно губка, и уже через год начал пытаться анализировать полученный опыт. Он размышлял посредственно, частично наивно и приходил к совершенно абсурдным выводам. Он был для меня учеником, которого я старался поставить на правильный путь осознания этого мира. Я отдыхал на Камне Иллюзий от бесконечной череды мук и тоски, хотя сам Камень представлял собой довольно скучное местечко: вид сверху на знакомые места лишь удручал, а сиреневые огни в том, что у Обители было вместо неба, наскучили уже на вторую неделю.
   Как бы то ни было, Вальгамант набирался всё новым и новым опытом. В конце концов, он смог обращаться к своей памяти, которая, из-за структуры тела, была накрепко спрятана под стальной кожей. Но он оставался бесчувственным, так что не понимал ироний, да и рассуждения его были бесплодными; он был интересным собеседником, но понимал меня едва ли. Для него не было истинного хозяина, он ложился в руки новых владельцев с одинаковым почтением, не интересуясь ни их характером, ни чем бы то ни было иным. Он был оружием; для других целей он был неприспособлен.
   Воспоминания о моём последнем друге уже почти сморили меня, когда вдалеке проревел медведь.
- Самка. – без особого интереса подытожил мою догадку Алекс.
- В такое время медведи должны спать.
- Эту, похоже, разбудили. Впрочем, она скоро снова уснёт.
   Я ухмыльнулся. Медведица продолжала реветь; к ней присоединился ещё один рёв, но существа мне незнакомого.
- Странно. – на сей раз с любопытством пробормотал конь.
- Пойдём, проверим?
   Вообще-то, мне не хотелось никуда идти, кто бы там ни ревел. Но меня поразило чувство опасности, и даже ночная усталость не могла убедить меня закрыть на происходящее глаза.
- Я почти не отдохнул, а сквозь сугробы у меня желания ходить нет.
- Тогда я схожу один.
   Я встал (слегка покачнувшись: всё-таки, я готовился спать, а не носиться по снегу за медведями), подпоясал ножны с Вальгамантом к ремню, затолкнул за шиворот плащ и пошёл в сторону ревущих животных. Конь проводил меня взглядом, затем застыл, не издав ни единого звука.
   Во многих местах снег доходил мне до плеч; тогда мне приходилось обходить сугроб, хотя и приходилось пробираться с большим усилием. Ноги и руки мои онемели, хлопья снега попадали мне за шиворот; влага на шее раздражала, но стирать её мёрзлыми руками не хотелось, так что пришлось сосредоточиться на дороге. В конце концов, я перестал замечать что-либо, кроме завалов снега перед собой. Поглощённый созерцанием своего состояния, я отошёл от всех воспоминаний, и даже недавний разговор с Александром словно растаял вместе со снежинками на шее. После мучавших меня видений я был готов назвать это состояние – счастьем. Пусть моё тело изнемогает… пусть. Я нашёл умиротворение в себе.
   Я уже почти забыл и о цели своего пути, – узнать, что за зверь поселился рядом с лежбищами медведей, - когда вышел к расчищенной от снега поляне. Никаких хищников я не увидел, но по кровавым пятнам на снегу и по характеру сломанных веток и размётанных сугробов я понял, что здесь схватились два зверя. Немного походив по поляне, я нашёл некоторые органы, наподобие человеческих кишок, но что это было конкретно и, главное, чьё – сказать я не мог. Прикасаться же я не решился; не хотелось бы себе говорить «побрезговал», потому как в Обители были вещи неимоверно более мерзкие, но получалось именно так.
   Стоя посреди поляны, я прождал каких-либо событий минут пятнадцать, прежде чем пошёл обратно. Запас сил моих упал, все чувства перемешались; я хотел спать. Направился к нашей стоянке я через тот же путь, который провёл, добираясь до поляны. Погрузившись в мечтательную дрёму, я брёл, не замечая ни хлёстких веток, ни чернеющего неба. Но на пол пути взгляд мой привлёк необычный предмет жёлтого цвета, лежащий справа от протоптанной дорожки. Я шагнул к нему, чтобы разглядеть получше, но внезапно провалился сквозь снег. Я успел заметить его, прежде чем тьма замкнулась надо мной – это был букет ромашек.
   
   Дитя цветов… Ангел вечного цветения, да благословит Боже имя твоё, да вознесёт его ко властвию небесныя… Спустилась ко мне во мраке моём, Солнце жизни моей, сияние благодетели Его…
- Роза – благородный цветок. В садах моего отца растут…
- Розы забавные. По стеблю шипы, но беззащитны. Мне милее ромашки.
- Их океан вокруг, они ребят в глазах; тебе они не надоели?
- Чтобы любить розу, достаточно быть и пропащим пьяницей. Чтобы любить ромашку, надо забыть, что видишь их каждый день; на это способен не каждый.
   Венец всея! Сея доктрины, сея безумья, слёз сея! Дитя цветов, покровительница ромашек…
   Я очнулся с мыслями о ней. Никогда не думал, что после Обители образ её будет столь ясен и свеж для меня. Нет, я не мог вспомнить её лица, её движений и её улыбки, но лучистый свет в воображении моём играл зелёной и жёлтой красками, создавая понимание, сколь сильной была Любовь моя к ней. И в этот момент исчезло всякое сомнение, всякое смятение; осталось только умиротворение ею.
- Ты очнулся, Проклятый. – услышал я голос над собой. Я ещё не открыл глаз, но я знал, кто ко мне обращался, - Открой глаза, я хочу увидеть их цвет.
   Я повиновался без колебаний. Свет в помещении был приглушённым, так что далось мне это без неприятной щипли. Надо мной стоял альв. Он выглядел точь-в-точь так, как я их себе помнил. Зимняя шёрстка белого цвета покрывала всё тело, даже на мочке уха был лёгкий пушок. Лицо заострённое, нос длинный; этот альв не был так уж похож лицом на человека, скорее напоминал зверя. Опустив взгляд, я посмотрел на его ноги. Из покрытых густой шерстью лап торчали заточенные коготки. Вообще, стоит заметить, что и шерсть на теле, и длинные волосы за спиной его были причёсанны, и выглядел он, несмотря на звериный лик, весьма изысканно.
- Серые. Мы помним эти роговицы цвета красной коры. Что же обесцветило их?
   Я даже не пытался ответить, потому как чувствовал в горле страшную хрипоту. Кивнув головой, альв махнул рукой в сторону дверей. Тут же появились две альвийки с носилками и взвалили на них меня.
   В отличии от альвов, которые были покрыты шерстью преимущественно полностью, исключая тех, кто предпочитал парой мужчин, альвийки носили её только на бёдрах и конечностях. И, если пушок начинал расти в неположенных местах, он тут же постригался. Впрочем, свои прелести, как и людские дамы, они не оставляли неприкрытыми, одевая довольно необычные одежды из самых разнообразных тканей, которые довольно легко и быстро снимались. У альвов ходить голышом было не слишком приличным (Если они такое слово вообще знали), но не возбранялось.
   Сейчас стояла зима, а потому тканевые одежды альвийки заменили на шерстяные, благо с шерстью у них проблем не было. Обе альвийки были прелестны, но лишены той красоты, которая однажды сразила меня во времена моих странствий. Я находился на одной из наблюдательных вышек, а потому несли они меня по винтовой лестнице вниз, судя по всему, к лекарю.
   Я не ошибся и на сей раз. Старый альв осмотрел меня, прочитал пару молитв лесным Богам, обмазал меня отварами трав и оставил спать у небольшого оконца. Спорить я не стал, тем более, что меня снова начали обуревать бредовые видения…

   Очнулся я поздно вечером, не до конца осознавая, где я. В моём воображении всё крутился образ чёрного колдуна с сияющим мечом в руках, а руки ещё сжимали воображаемый клинок. Но немолодого врача это не смутило, он лишь ухмыльнулся в пышную бороду.
- Вечера, Проклятый. В горле хрипит, в костях ломит, в волосах вши? А вот и не правда, здоров ты!
   Он посмеялся зычным хрипом и помог мне принять вертикальное положение.
- Благодарю, достопочтенный лекарь, за излечение и спасение свои. – сказал я ещё слабым голосом.
- Ну что ж, благородный принц, я принимаю вашу благодарность, лишней не будет. Ходить можете?
- Думаю… да, могу.
   Я поднялся, слегка качнувшись. В голове моей, наконец-то, просветлело, и я задал вопрос, внезапно меня забеспокоивший:
- Как я попал сюда?
- Вас принесли две очаровательные служанки.
- Нет, как я попал в это… место? Кстати, а где я?
- Хе.  Вы на границе альвийского царства, у северной наблюдательной вышки. А принёс вас сюда лесной ручеёк.
   Я несколько удивлённо взглянул в зелёные глаза старика, но тот лишь улыбался, совершенно не стесняясь сложившегося положения.
- Сам или кто-то помог?
- Сам, вестимо. Пройдёмся наверх? По дороге я всё и расскажу.
   Я не стал спорить, хотя и чувствовал некоторую слабость в теле. Комнатка лекаря была небольшой и забитой многими интересными вещами, некоторые из которых я видел впервые. Только изучить их у меня не было возможности: мне не терпелось узнать историю, приключившуюся со мной.
   За дверью была всё та же картина заснеженного леса. Стоял ранний вечер, но было уже довольно темно. Наблюдательная вышка, пожалуй, была самым неприметным местом из всех, которые я видел вокруг. Обычное дерево, не лишённое природного изящества и мощи, но, в общем-то, ничем не отличающееся от других деревьев. В высокой кроне совершенно не просматривался наблюдательный пост, а винтовая лестница была ввинчена в само древо и появлялась только тогда, когда это требовалось.
   Лекарь шёл впереди меня и говорил. Я же внимательно слушал, безразлично поглядывая на, в общем-то, скучный пейзаж.
- Это Северный Ключ, один из семи наблюдательных постов Форла, альвийского царства. Название не случайно: у каждого из постов начинается большой ручей, берущий свои воды из подземного источника. Все семь ручьёв стекаются у Грачёвой, самой большой реки в нашем лесу. Главный корпус нашей обороны располагается далеко на юге, как раз у берега этой реки. Зимой ручьи не застывают, а летом – не высыхают, так что мы всегда можем отправиться к главному корпусу и в кратчайшие сроки донести туда важные сведения. У каждого поста дежурит своя команда из семи альвов. Помимо меня и уже виденных тебе двух прислуг и офицера, здесь проживают трое солдат. Но их ты не увидишь; довольно скрытные ребята.
- Всё это несомненно интересно. – отозвался я, - Со стратегической точки зрения и из простого любопытства. Но это не объясняет, как я угодил к вам.
   Старый альв остановился и поглядел на меня с некоторым укором.
- Я ответил на твой первый вопрос – где ты. А остальное расскажет офицер; он поболе моего знает.
   Я кивнул, и мы двинулись дальше.
- Ты явился к нам очень вовремя.
- Всё всегда происходит вовремя… Впрочем, ты меня заинтересовал.
- Ответь мне на один вопрос, пожалуйста.
- Всегда готов.
- Как переводится слово «альв» на ваш язык?
   Я задумался. Вопрос был неожиданный, я был совершенно к нему не готов. Более того, подобным вопросом я не интересовался вообще никогда, и теперь он меня сбивал с толку.
- Не знаю. На ум приходит только «иной».
- Северные народы называют нас альвами, южные – эльфами, люди новых царств то ли фрицами, то ли фриками. Иногда доходит до абсурда; не о том речь. В рукописях древних информация о нас вообще разнится: иногда мы характеризуемся страшными тварями, пришедшими из лесов, иногда – великой цивилизацией, обучающей людей самым примитивным формам труда. В некоторых нас и вовсе называют созданиями людей – орками. Мы живём подобно древам тысячелетия, но мудрость к нам приходит с ранних лет вместе с молоком матери. Мы во многом схожи с вами, но при этом разительно отличаемся. Нас манят звёзды, но земля нам бесконечно опротивела, когда как вы напротив, стремитесь к земле. Впрочем, это небольшое отклонение от вопроса – кто же такие «альвы»? Если следить за вашими языками, в них название народа нельзя перевести никак иначе, как «человек». Так почему бы и название нашей расы не переводить так же?
- Какая разница, какое наименование присваивать? Альвы или люди – всё одно это вас не изменит.
   Лекарь обернулся ко мне столь резко, что я, чуть было, не свалился со ступеньки. В глазах его горел укор, но в них не было ни злости, ни раздражения.
- Всё намного глубже, чем просто сочетание нескольких звуков.
- Я не понимаю, син`дорей.
- Древние были не правы, когда разделяли нас с вами. Подумай над этим.
   Я смотрел на старика с большим удивлением, потому как разговор, сложившийся с ним, был довольно необычен. Я всё ждал, когда он пойдёт дальше, но он всё стоял. Мне было непонятно, что он требует от меня, поэтому молчание затягивалось. Наконец, он стукнул по коре древа, и та с шумом отошла в сторону, открывая проход.
- Пришли.

   Офицером оказался тот самый альв, которого я увидел здесь первым. Он был намного моложе лекаря, но, тем не менее, хорошо помнил времена, когда я пришёл в Форл впервые.
- Абигайл! Рад, что с тобой всё хорошо. Спасибо, Бешждештекевич, можешь вернуться к своим обязанностям.
- Благодарю. – старый альв поклонился и вышел за дверь. Я ещё раз подивился именам, которые матери даруют своим чадам; отвык я от Форла. В обыденной ситуации никто никогда не называл соседа или друга полным именем; просто потому что это было долго.
- Присаживайся. – я послушливо опустился на табурет, - Я слышал отрывок вашего разговора. Особо не вслушивайся в слова Беша, он в последнее время зачастил с философией. От скуки, верно.
- Он больше рассказывал мне о Северном Ключе.
- Вообще-то, по совести, тебе знать об этом не очень-то и можно. Но, по старой дружбе, я не стану делать выговоры за распространение секретной информации.
- При всей моей благодарности, не могу сказать, что вижу вас не впервые.
   Офицер встал и громко расхохотался.
- Не может и быть такого, чтобы ты меня помнил. В те времена я был ещё мальчишкой, и принц из далёкой людской страны был для меня настоящим идолом. Я всегда хотел быть похожим на него, на благороднейшего и храбрейшего Ерисмуса Абигайла!
- Мне всё это приятно слышать… и забавно. Люди из моей страны могли бы сказать обо мне то же самое, но, обычно, они называли меня Ерисмусом Проклятым.
- Благославенным! – вскрикнул офицер и расхохотался ещё больше. Он вытащил из шкафчика небольшой футляр с маленькими бутылёчками.
- Виски, ром, сидр, водка. Я предпочитаю сидр, но, слышал, северные люди любят слабые напитки.
   Я с благодарностью принял у него один из бутылёчков, на котором красовалась наклейка с альвийскими буквами.
- В некотором роде, ты прав. Я люблю больше пиво, но от хорошего напитка никогда не откажусь.
   Мы выпили. Мне достался ром; вытерев губы, я поставил пустой сосуд на место.
- Я думал, что ты умер много лет назад. Когда ваша Империя…
- Можно сказать и так. Теперь я не тот, что прежде. Империя сгорела вместе со мной, и на месте пожарища выстроили нечто совершенно иное и чуждое мне.
- Но ты жив, а я готов что угодно поставить – люди больше ста пятидесяти лет не живут.
- Даже с этой цифрой ты загнул. Пятьдесят – уже почтенный возраст.
- Тем паче! Как тебе удалось сбежать от смерти?
   Я привстал, разминая ноги. Несмотря на долгий сон, который я прервал совсем недавно, веки мои начинали тяжелеть.
- Это долгая и неприятная мне история.
- Мне бы хотелось её услышать!
- Я побывал в Обители Скорби.
   Лицо альва исказил ужас. Я же только ухмыльнулся.
- Как бы то ни было, с ней покончено. Теперь я хочу найти одного человека и убить его, а затем… затем со спокойствием кануть в лету.
- Я и ранее почитал тебя, но теперь… Моё уважение безгранично. Пережить многие годы в Обители и вернуться оттуда без её отпечатка! Редкий старейшина на такое способен.
   Я качнулся, понимая, что сон уже почти одолел меня.
- Отпечаток во мне остался. Намного глубже, чем хотелось бы.
   Я посмотрел на пустую бутыль. В голове моей всё путалось, но резкий запах я различить сумел. Какой глупец!..
- Зачем? – спросил я, падая на пол. Последнее, что я услышал перед тем, как тьма окутала меня, было нечто вроде «Прости», только на альвийском.

   Я помню тот день. Тусклые огни мерцали над нами, переходя в новый цикл. Внизу мутным полотном простиралась Обитель, её смрад даже отсюда навевал скорбь. Беспросветная мгла, беспросветная...
- Я понимаю теперь! Но, всё равно, мне это кажется невразумительным. Если человек так ценит себя, почему же он терпит это бескомпромиссное рабство? Я думаю, это прекратится когда-нибудь. – продолжал оценивать данную мной пищу для размышлений Вальгамант, глядя на меня пустыми глазницами.
- Рабство существовало тысячелетия, и ещё столько же просуществует. Всегда есть кто-то, кто будет стоять выше.
- Это определение власти. Но властвующий не является хозяином, он – проявление порядка, избранного народом.
- Тогда рабство для народа вполне приемлемый вариант.
- Любить себя и ненавидеть? Взаимоисключающе. Почему властвующий властвует над тобой? Потому что ты позволяешь ему это. Но! Если властвующий начинает угнетать тебя, не оставляя иных выборов, кроме рабства и смерти, значит, само определение власти заходит в тупик. Власть уже не проявление порядка, а проявление силы.
- Сильный правит, не так ли?
- Сильный не правит, а присваивает. Он узурпатор, но не правитель.
- Мне приятно, что я зародил в тебе понятие справедливости.
- Нет, не в том дело! – в глубине его глазных впадин я увидел едва заметный зелёный огонёк, - Справедливость пошлое и неразумное слово. Невозможно нести справедливость другим, не взрастя её в себе. Говоря о нынешнем политическом положении, я разумею, наступит переход к следующей стадии правления.
- Интересно-интересно. И какая же она будет?
- Ты говорил о чеканке монет и появлении буржуа. Эти люди избрали своим идолом деньги, для них это нечто вроде второго Бога. Так вот, деньги сами по себе замена товара, но ты мне говорил, что, зачастую, они становятся дороже того, ради чего были созданы. Они приобретают свою значимость исходя из желания иметь свободу выбора товара. Желание обогатиться всего лишь проявление желания иметь неограниченную свободу, сиречь, власть. Сбережения копятся, а эти люди, при всём своём богатстве, от власти отстранены. Это фитиль, который зажгли введением монеты. Когда монета перестанет удовлетворять желание свободы (захочется большего), всё это богатство обернётся против существующей власти. Прибыль станет самоцелью. Накопление капитала – смыслом жизни.
- Интересные мысли. Пожалуйста, продолжай.
- Исчезнет рабовладение, феодальная эра завершится. Настанет эра, когда каждый будет определять своё положение в обществе.
- Методом бесконечного накопления? Что ж, не вижу смысла в подобной перемене. Рабы останутся рабами, просто им присвоят другое имя; правители останутся правителями, такими же беспощадными, а, может даже, беспощаднее. Но браво! Ты достигаешь успехов в изучении того малого, что я могу тебе рассказать.
- Это ещё не всё. Меня, в самом деле, заинтересовала мысль о новой эре, и я начал смотреть дальше в будущее. И мне кажется, что и общество накопительства заведёт людей в тупик. Всё равно одни будут выше других: богаче, толще. И людям захочется, чтобы оплачивался только труд, а владение землёй или ремесленной лавкой не становилось предметом заработка. Тогда народ свергнет своих же освободителей; рабочий народ, труженики городов. Абсолютное социальное равенство. Иная крайность, когда ценность будут иметь только коммуны; нет, останется личность, но будет она свободна лишь в том плане, что увидит в своём соседе брата. Это… неидеальная система, но, на мой взгляд, реалии развития общества таковы.
- Люди неисправимы. – я встал, разминая затёкшие конечности. Затхлый воздух перестал досаждать, мысли о том, что вскоре произойдёт, всё больше волновали меня, - Какая разница, какова будет система управления? Если у власти подонки – жди беды в любой системе. Если у власти мудрецы – жди процветания в любой системе. Такова судьба.
- Спасибо за разговор. Наступает цикл Весла – тебе пора к стражам.
- Не сегодня, Вальгамант. Не сегодня…
   Лицо меча повернулось ко мне, зелёные огни погасли.
- Здесь всё циклично, ничего не подвержено изменениям. Ты нашёл выход?
- Даже не знаю, догадываешься ли ты, или твой интеллект достиг пределов высшего порядка. Да, Вальгамант, сегодня я покидаю Обитель.
   Меч отвернулся.
- Я знал, что этот момент наступит. Я думал над этим… Я не уверен, но… по-моему…
- Не хочешь покидать этого места?
   Вальгамант не поднял лица. Его силуэт застыл; на теле его переливались огни Иллюзий, напоминая о меняющемся времени.
- Я не хочу терять этого странного приобретения – сознания.
- У нас это называется: «понравилось жить».  Если так, я могу…
- Нет! – Вальгамант встал, глазницы его пылали голубым, - Нет. Я иду с тобой.
   Я сглотнул. Ведь, изначально, я не хотел давать ему свободы выбора. А дав – не ожидал такого исхода. Наши тени последний раз отразились на камне Иллюзий – более Обитель Скорби не имела власти над нами. Пылающие всадники на горизонте зла…
   Я помню тот день. И, рассматривая нищенское убранство своей камеры, я всё чётче и чётче его вспоминал. Люди неисправимы… Пожалуй, старик прав. Подобно людям, альвы подвержены самому страшному греху – властелюбию. И мудрость их не спасает от эгоизма правления.
   Раздался стук. Звуки шагов стихли, и я насторожился.
- Ерисмус Абигайл! Карета прибыла, пожалуйте на выход.
   Ирония нисколько меня не задела. Молодой и неопытный альв не знал обо мне ровным счётом ничего и, в то время как его товарищи угрюмо молчали на протяжении всего нашего пути до альвийского города, постоянно пытался меня оскорбить. Вот вам – проявление власти. Мудрые альвы, говорите? Тремя руководит страх, последним – глупость.
   Проверив мои оковы, стражники повели меня к высокому зданию, которое было почти полностью скрыто под громадным сугробом. Используя магию, схожую с магией Алекса, альвы ходили по снегу, не оставляя следов и не проваливаясь в него. Их невозможно было выследить, а все их жилища походили на заброшенные хибары лесников. Я же едва плёлся за ними, проваливаясь едва ли не по шею. Молодой альв смеялся надо мной, пытаясь поддеть острым словом; если я его не убью – постригусь в монахи.
   Интерьер дома был так же строг и некрасочен – стол, несколько стульев, несколько шкафов. Это была комната допросов. Не такая, как в замках, которые больше походят на камеры пыток (Некоторые таковыми и являлись), но весьма узнаваемая. Стражи усадили меня на стул, даже не дав оттаять от снега, после чего вышли. Будто бы из воздуха, возле стола образовался немолодой альв. Судя по надетой броне – офицер.
- Ерисмус Абигайл, м? Интересно, интересно. Судя по записям офицера Кнетлишке, вы тот самый Ерисмус Абигайл, который гостил в нашем царстве, ни много ни мало, сотню лет назад. Более того, что своим долголетием вы обязаны проведению некоего срока в Обители Скорби. В месте, которого даже альвы боятся намного больше смерти. Всё верно?
   Я молчал. Комната хорошо освещалась несколькими маслеными лампами, и в некоторых местах помещение было закопчено. На столе так же стояло три свечи. Никаких палок, никаких швабр; ничего, что могло бы стать оружием в моих руках.
- Так же, - продолжил после некоторого молчания офицер, - Среди ваших вещей на момент задержания был найден некий клинок. Альвийской ковки, прошу заметить. Клинку этому некоторые наши мудрецы присваивают многовековую историю, а некоторые этот срок растягивают на тысячелетия. Среди них, так же, ходит слух, что клинок этот называется «Наимудрейший», по староальвийски – Вальгамант. Этот меч был утерян. И некоторые свидетели указывают, что некоторое время он хранился у не безызвестного мастера чёрной магии Валрога. Так интересно было бы узнать, как этот клинок оказался у обнищавшего в связи с падением Империи принца?
   Я продрожал молчать. Наимудрейший? Забавно.
- Молчите? Что же, что же. Насколько указывает хроника, меч этот обладал чудодейственными свойствами, правда, не описывает какими. Для историков, да и из праздного любопытства, было бы интересно узнать подробности о зачаровании этого оружия. Да вот беда – Вальгамант, найденный у вас, в чьей подлинности никто не усомнился, таковыми свойствами не обладает. Из него словно выкачали всё волшебство. Вы можете как-то это прокомментировать?
   Я глядел на альва, не мигая. Сказать того же об альве было нельзя. Он боялся меня; большой опыт за спиной помогал ему держать самообладания и применять обычную для допроса форму монолога. Но страх его я учуял. Страх перед побывавшим в Обители.
- Не можете? Между прочим, подобное надругательство над священными артефактами карается у нас смертной казнью, и я смею заверить вас…
   Я рассмеялся. От моего смеха офицер немного вжался в кресло.
- Это всё? Я могу быть свободен?
   В моём уме скользнуло пару слов из Проклятия Убийства. Если разговор накалится, можно прочитать начало заклятия; посмотрим, как многовековой опыт поможет альву не сдохнуть от ужаса.
- А вы дерзкий субъект, Ерисмус Абигайл. Я ещё не прочёл вам главное обвинение, по которому вам уже сделан приговор.
- Какое же? Падение в стратегически важный ручей на границе вашего царства?
- Вы обвиняетесь в убийстве Элиминель, царицы Форла.
   Букет ромашек. Элиминель. Моё лицо исказила ярость, мерзавец альв же с облегчением улыбнулся. Слова Проклятия уже застыли в моём горле. Нельзя… Ни на эту шваль!
- Вижу, вы не такой уж непробиваемый, каким хотели бы казаться. Никакого суда не будет, доказательств нашли предостаточно ещё сотню лет назад.
   Офицер встал и сделал несколько шагов ко мне.
- Многие были за то, чтобы вас убили сразу же, как только вы окажетесь в пределах нашего царства. Но у мудрецов нашлась идея получше. – он пригнулся к моему лицу и оскалился, - Отправить вас на дополнительный срок в Обитель Скорби. Лет эдак на пятьсот.
   Сердце моё обуял холод. Не тот холод, который слепым ужасом сжимает души новоприбывших в Обитель; нет, холод безразличия, который и заставляет бывших пленников становится новыми Стражами Обители. Судя по всему, в этот момент взгляд мой стал несколько зловещ: офицер, ожидавший от меня паники при упоминании Обители, отшатнулся и упал обратно на стул, лицо его исказил ужас.
- Попаду я или нет обратно, мы с тобой больше не увидимся. – сказал я ему, закрывая глаза.
- Эм Моника Дэра Апсерум…

- Единственный вопрос. – спросил я у провожающего, когда меня вывели на Дворцовую Площадь. Магией альвы создали над площадью тёплый купол, из-за чего на ней всегда было лето. Вокруг скривились в замысловатых позах зелёные не по сезону сосны, Площадь была вымощена разукрашенным в разные цвета кирпичом. Вокруг – строения альвов, самые дивные и прекрасные из всех, которые только есть: дворец в пять этажей, построенный вокруг пяти переплетающихся сосен, стены которого покрыты белым мрамором с изумрудными узорами, дома для прислуг, сделанные ближе к верхушкам, облицованные красным кирпичом, сквер, крышу которого составляли собой несколько роскошных ив.
- Почему меня не доставили сюда сразу, как нашли полумёртвым у Седьмого Ключа?
- Вы были сильно изранены. – с белым от испуга лицом ответил стражник (К слову говоря, такой цвет лица для альвов неестественен и слабо заметен, потому как лица их почти полностью покрыты шерстью), - Вам требовалось излечение Альсамикой. Она убивает болезнь, но усыпляет непробудным сном на многие дни. Больному необходим полный покой и строго противопоказан холод. А вы должны были вы…вы-жить.
   Стражник взглотнул. Альвы не так уж пугливы, но после того, как их многоуважаемый офицер потерял голову от ужаса и совершил самоубийство…
- Понятно. Подлые вы стали в последнее время; в последний мой визит вы мне показались наичестнейшими благородными существами.
   Стражник потупил взор. Нет, ничего не изменилось. Просто они такие же люди, как и моя собственная раса. С теми же недостатками, но немного искажёнными под природу альвов.
   Меня вывели на середину площади и оставили одного – стражник, стараясь не переходить на бег, отошёл за деревья. Я только теперь заметил, что вокруг площади много народу. Просто все прятались. Прятались от того, чего не понимали – от частички Обители. Но, пожалуй, больше всего они боялись того, что мне нечего терять, и меня фактически нечем наказать. Ни пытками, ни лишениями; я был для них существом непонятным, давно переставшим быть человеком.
   Я ждал недолго дальнейших событий. Хотя мысль о возвращении в Обитель вовсе не пугала меня, возвращаться туда я не торопился. Я был готов уничтожить всё вокруг, чтобы спастись, хотя, кроме сложившегося недоразумения, причин вредить альвам у меня не было. На постамент, стоящий передо мной, взошёл один из старейшин-мудрецов. У него была длинная чёрная борода, лицо было поразительно похоже на человеческое; по крайней мере всё, кроме бороды, было брито. Глаза его были бездонны, и даже на меня производили неизгладимое впечатление.
- Ерисмус Абигайл. – сказал он тихо, но голос его прошёл над всей площадью; каждый услышал его, - Когда-то ты был принят нами с любезностью, которую редко оказывают даже знатным альвам. Ты снискал наше уважение благородными делами и мудрыми помыслами. Нашу любовь ты получил благодаря открытому сердцу, и одна из нас, дочь почившего царя Фальморна, Элиминель, соединила с тобой свою судьбу. Не было среди нас тех, кто бы усомнился в благородстве и честности твоих. Но время изменило тебя. Не то время, которое ты провёл в Обители Скорби, но то ничтожно малое время, которое ты разделил с красивейшей из нас. Покрылся ли твой взор туманом, или сердце твоё обуял жестокий мрак, но ты совершил грех, который ни простить, ни понять мы не способны. Можно понять, почему священное оружие наших предков, Вальгамант, потерял в твоём владении свои чудесные свойства – оно теперь твоё, и один лишь ты вправе им распоряжаться. Мы закроем на это глаза. Но ответь, бывший принц Авелонии, как ты мог лишить жизни ту, которую любил больше своей жизни?
   Я посмотрел в глаза мудрецу.
- Я её не убивал.
   Вокруг зашептались. Немногие сорвались на злобное обсуждение; некоторые оскорбления долетели до меня. Но я не шелохнулся. Мудрец тоже.
- Неужели сердце твоё столь черно, что, ради спасения, ты лжёшь в присутствии родственников умершей?
- Не я её убил.
- Тогда кто, Ерисмус Абигайл, называемый Проклятым?
- Чёрный колдун Валрог, прозванный у вас Некромантом.
   Прошёлся новый шёпот, теперь намного тише, зато намного активнее.
- На поле брани в столице Авелонии наши сородичи нашли труп Элиминель. Она была пронзена твоим клинком. Я, самолично, изучил её погибшее тело; последнее, что она видела, был ты. И лицо твоё искажала ярость. Быть может, ты сожалеешь о своём преступлении; такова человеческая природа, в припадке вы способны на ужасные вещи…
- Я её не убивал! – мой крик провисел несколько секунд над площадью. Грудь моя тяжело вздымалась, тело напряглось в путах. Брови мудреца нахмурились.
- Признай же своё преступление, и мы обещаем тебе покой смерти. Это лучше, чем пятьсот лет Обители.
- Я. Её. Не. Убивал.
- Это твоё последнее слово. Тогда объявляю приговор: пятьсот лет заключения в Обители Скорби, месте, созданном Богами для излечения душ.
    Моё терпение лопнуло. Я начал обращаться к Проклятию Разрушения. Но едва лишь я начал вспоминать слова, как они расплывались в моём сознании. Мудрец, заметив изменения на моём лице, улыбнулся.
- Эта площадь защищена от всякой частицы Обители Скорби. Если ты и знаешь заклятия этого ужасного места, то здесь они бесполезны.
   Провал. Я мог бы понадеяться на помощь Алекса, но он, вероятнее всего, остался стоять на поляне. Ведь искать меня в лесу, который простирается на тысячи миль вокруг…
   Мудрец сошёл с подиума и надел балахон, подходя ко мне. Вместе с ним вышли из-за дерев восемь закрытых балахоном альвов. Я невольно усмехнулся: что Валрог и я могли сделать в одиночку, альвы вынуждены были объединяться вдевятером. Я не стал играть на настроении толпы. Я гордо и надменно смотрел на то, как девять мудрецов окружают меня. Балахоны их были белого цвета, но подпоясаны все были голубыми ремнями.
- Прощай, Ерисмус Проклятый. – сказал с лёгкой печалью выступавший мудрец. Затем он начал шептать заклятия. Вместе с ним начали заклинания семеро. Один стоял, не двигаясь. Я закрыл глаза. Вдруг, настала тишина.
- Вэш? – удивлённо произнёс выступавший.
- Почти. – ответил юношеским голосом девятый. Внезапно он поднял руку, в которой что-то держал, - Ерисмус, готовься читать заклинание Обители!
   Что-то рухнуло. Волной воздуха меня опрокинуло на спину, а нарастающий шум оглушил. Но я помнил последние слова девятого.
- Каль Ксебала Нээлке Резум!.. – начал я зловещее заклятие. Я отчётливо произносил каждую букву, потому как не слышал даже себя. Мне ничего не мешало произносить Проклятие: барьер рухнул.
   Внезапно, воздух застыл. Исчезло всякое движение, мир покрылся серыми красками. Потухли все огни, даже звёздный свет стал блеклым. Я оглянулся. Вокруг меня лежали восемь оглушённых монахов, девятый же стоял, с удивлением оглядывая окружающее. А смотреть было на что: все здания и деревья вокруг медленно таяли в воздухе, превращаясь в густой белый туман. Возле деревьев лежали без сознания множество альвов и альвиек. Снег медленно засыпал их под собой. Полностью прочитанное Проклятие… Как этот юнец остался в сознании и, при этом, не сошёл с ума от ужаса?
- Кто ты? – спросил я его.
- Как ты можешь заметить… - он снял капюшон, под ним было молодое человеческое лицо, - … я не эльф. Уф… Ну и зрелище. Я многое видал, но такое… массовое уничтожение! Приборы зашкаливают от выброшенной энергии.
   Он развернулся ко мне и улыбнулся совершенно наивно.
- Долго же пришлось с тобой возиться. Но, постой! Все вопросы потом. Сейчас нужно выбираться отсюда. Ты оглушил всех зевак, но в белом тумане множество воинов, готовых убить любого, у которого не торчат над головой уши. Бежим!
   Я не заставил себя ждать. Но, прежде чем покинуть площадь, я подбежал к выступавшему мудрецу. У его пояса мирно сидел в ножнах Вальгамант. Отцепив его, я препоясал себя.
- Когда ты успел снять с себя верёвки? – удивился юноша.
- Все вопросы потом. – улыбнулся я.

   Мы шли по узкой тропинке, окружённой с обеих сторон непроходимым лесом. Я вытирал Вальгамант о тряпку, которая и без того пропиталась кровью насквозь.
- Так тебя зовут Александр? Что ж, буду помнить имя своего спасителя.
- Не думай об этом. Я всего лишь вернул тебе долг.
- Интересно, когда ты мне успел что-то задолжать?
- Ну… - Александр заложил руки за голову и посмотрел в небо, - Вообще-то, это я бросил тебя в ручей, а, позже, отправил конвоем в Форл.
   Я остановился. Над нами весело щебетали птички, радуясь наступившему утру. На снеге блестел яркий утренний свет, и сугробы становились в воображении настоящими золотыми сокровищами. Где-то возле нас протекал тоненький ручеёк; пробираясь под снегом дальше в лес, он игриво журчал в такт трели птиц.
- Объясни.
- Это долгая история.
- Я готов её услышать.
- Тогда идём – веселее коротать время.
   И мы двинулись дальше. Небо было не по-зимнему чистым. Редкие белые облака тихо плавали в лазурной дали, иногда встречаясь с соседями и сплетаясь в единое белое марево. Ясное и погожее утро. Как же хочется спать…
- Всё началось с того, что меня вызвало начальство. Мой босс… прости, ты таких слов не знаешь. Мой руководитель выдал мне очередное задание, которое касалось, как раз таки, тебя. Наше общество занимается наёмным делом. Заказные убийства, подкупы политиков, иного рода услуги. Естественно, за большую монету.
- Мне не впервой слышать о таких сообществах. В моём родном городе была Гильдия Красных Парусов, хотя красивое название не оправдывало злодеяний, совершаемых ей.
- Ну, дуракам закон не писан. – не впопад сострил он, - В-общем, на этот раз не было ничего такого неприятного. Просто донабор кадров.
- Кадров?
- Работников. После того, как в организации начал обитаться я, начальство всерьёз задумалось брать только настоящих знатоков своего дела. Это шутками говоря. Серьёзно же, роясь в своих бесконечных архивах, они натолкнулись на твоё имя. Ведь ты – потенциальный агент! Великолепный воин, храбрый соратник, а, главное, человек без прошлого. Никаких связей с реальностью. Ни жён, ни детей, ни родных, ни друзей, ни врагов…
- В этом, конечно, ваши знатоки малёк ошиблись.
- Да, я уже слышал о Валроге. Когда ты произнёс его имя там, на площади… Ну, как бы то ни было, тобой всерьёз заинтересовались. Да вот беда – с тобой постоянно путешествовало непонятное существо, которое, каким-то образом, деактивировало все наши приборы.
- Приборы? За сто лет столько новых слов насочиняли.
- Не совсем верно… М-м-м, как бы тебе объяснить? Да вот же!
   Порывшись в карманах, он вытащил странный предмет с маленьким оконцем посередине. До этого я ни разу не видел материала, из которого была сделана обшивка этого предмета, да и сама форма напоминала одновременно и берцовую кость, и странное насекомое. Внутри оконца дёргалась стрелка.
- Это как раз и есть прибор. Он измеряет самостоятельно энергетическое поле вокруг. Он работает как часы, только гораздо сложнее устроен. Хочешь потрогать?
- Нет, спасибо. От подобного меня, откровенно говоря, мутит. Я думаю, под непонятным существом ты подразумеваешь моего коня?
- Коня? О нет, у нас не нашлось никого, кто бы назвал это создание конём. В нём есть много от дьявольщины. Рох’Менел, как называют его местные. О нём ходят легенды, но никакой информации даже в наших бездонных архивах нет.
- Он мой верный друг – всё, что тебе нужно о нём знать.
- Как бы то ни было, он нас засекал на том уровне, о котором и мы лишь догадываемся, и пресекал любые попытки наладить с тобой связь.
- Он мне рассказывал, что Стражи Обители используют особые способности, чтобы отыскивать сбежавших. И что он скрыл нас от подобного рода поиска.
- Ха. Может и такое быть. На нас же не написано, что мы не Стражи? – Александр ухмыльнулся. На очередном повороте я запнулся и едва не упал. Сонливость сбила весь настрой ночи, смыла кровавую пелену с глаз и приглушила все чувства.
- Тогда мы определили твоё вероятное местоположение и составили план, как вас с Рох’Менелом разделить. Мы знали о твоём супружестве с принцессой альвов, а об её любимых цветах узнать было дело плёвым – ты написал тьму стихотворений на сей счёт. Я должен был оставить букет ромашек на видном месте и оглушить тебя, после чего – доставить на нашу базу и убедить в выгодности сотрудничества с нами.
- Насколько я помню, - заметил я заплетающимся языком, - всё произошло несколько иначе.
- Действительно. Я практически полностью провалил задачу. Когда я оказался на месте, и осталось только положить букет на сугроб, моя нога провалилась в медвежье логово. Медведица довольно активно начала предъявлять мне свою гражданскую позицию, так что пришлось вступить в бой. Я использовал довольно шумное оружие… и, видно, весьма побеспокоил вас.
   Я устало кивнул, вспоминая рёв какого-то непонятного существа. Точнее, как оказалось, оружия.
- Быстро спрятавшись и спрятав тело медведицы, я подождал, пока ты выйдешь на поляну, а затем оставил букет цветов на обочине проложенной тобой дороги. Я уже засел рядом, чтобы привести план в исполнение, как ты рухнул куда-то вниз и пропал в ручье. Такого нелепого провала задания у меня за всю карьеру не было. Но я не стал повесив нос возвращаться к своим. Напротив, я пробрался по ручью к заставе как раз к тому моменту, как эльфы тебя выловили, и продолжил попытки выполнения операции. Я околачивался поблизости несколько дней, выясняя в подробностях о сложившейся ситуации. Оказалось, что тебя лечили там только лишь для того, чтобы позже казнить. Меня это обстоятельство не устроило. Я смог обезвредить их офицера и выяснить у него, куда тебя направят после лечения. Выведав, с помощью кое-какого способа принял его вид и засел на заставе. Они боялись тебя, пусть и полумёртвого. Трое воинов, и без того неразговорчивых, стали просто каменными изваяниями на своих постах, ожидая, что атака начнётся не извне, а прямо из заставы. Ни врач, ни офицер не хотели вступать с тобой в прямой конфликт, поэтому придумали, как после лечения обезвредить. Собственно, склянки со снотворным, к которому эльфы иммунны, потому как не спят. Мне пришлось изловчиться тогда – я ведь не эльф, поэтому мог вместе с тобой на пол бухнуться, и вся маскировка насмарку. Я оставил среди девяти склянок одну без снотворного, и схватил почти одновременно с тобой, чтобы ты ничего не заподозрил, но и сам её не взял. После этого отправил тебя в Форл, покинул заставу и притворился молодым альвом, которого оставил связанным на заставе. Я хотел перехватить тебя во время допроса, но ты опять сорвал все мои планы, совершив ментальное насилие над несчастным офицером. Я уже был готов сдаться! Тебя вывели на площадь, которое окружает вооружённое войско, не говоря о колдунах, которые собрались на самой площади. У меня есть секретное оружие, козырь в рукаве, так сказать, но он имеет нехорошую привычку меня подводить, так что ситуация казалась мне критической. Но я отбросил сомнения и обезвредил одного из мудрецов, снова поменяв обличье. Я хотел во время ритуала просто разрушить купол и какими-то чертами под невероятным везением выбраться с тобой из окружения. Но тут речь пошла о каких-то твоих заклятиях, и я сразу смекнул, что это не просто трёп – даже верховный мудрец побаивался этой твоей Обители. Я, честно, гордился совершённым собой действием. Бум! Тарарам! Купол к чертям, пятый этаж дворца к чертям! И тут своё слово вставил ты. Сколько мы шли по пустыне? Несколько часов в белом тумане. На несколько миль всё вокруг превратилось в ничто. Даже моя маскировка спала, а защита, которую я выставлял против мудрецов, с трудом удержала удар. Без бумов, без тарарамов. Просто – Хоп! – и тишина.
   Он остановился.
- Вот, пожалуй и всё. Я надеюсь, ты оценишь то, что я пошёл не по плану, и не стал тебе навязывать членство в нашей организации. Но это действительно лучший выход для тебя и твоих способностей. Это станет для тебя расширением горизонтов. Новые миры, новые знакомства.
- Это действительно заманчиво. – я кивнул, - Но у меня есть дело, важность которого неоспорима. Я должен убить Валрога.
- Мы могли бы помочь тебе в этом.
- Это моя месть.
- Что ж… Но ведь после этого тебе надо будет чем-то заняться?
- Хорошо, Александр, я подумаю над твоим предложением.
- Вот и здорово. – он улыбнулся. Мне же было совершенно не до улыбок.
- Кстати. – сказал я, понимая, что дальнейшего уже не избежать, - У меня есть к тебе дело.
- Ась?
   Я несколько мгновений смотрел в его глаза. Наивного в них не было. Нет. Это был расчётливый и циничный человек. Мне было грешно сваливать всю вину за сложившееся положение на него, но…
- Эм Моника Дэра Апсерум…
   Его глаза округлились, нижняя челюсть беспомощно свисла. Никаких защит на этот раз не оказалось, Слова Проклятия ударили прямо в цель. Я не стал давать ему время на реабилитацию своих сил – апперкот в челюсть, Александр пролетает пару сантиметров над землёй и с шумом бухается в землю. На ближайшие несколько часов я лишил его возможности выполнять свою миссию.

- Где же ты провёл эти полмесяца, дорогой друг? – спросил Алекс, глядя на меня своими стальными глазами. Казалось, он даже не шелохнулся с того момента, как я оставил его на этой самой поляне.
- Долгая история. Расскажу как-нибудь позже. – ответил я, рухнув без сил возле свежего костра.
- Интересно было бы её услышать. Я хорошо отдохнул, теперь меня хватит на тройку другую дней безостановочного пути.
- Это хорошо. Нам надо уходить отсюда куда подальше. Завтра же.
   Алекс не стал докучать мне назойливыми вопросами. Он лишь с шумом выдохнул, закрыл глаза и произнёс:
- Скоро весна.
   Долгие зимние вечера! Наконец-то вы кончились.